Синеет парус

Нетерпеливо прошёлся по кабинету и вдруг спохватился, затушил едва прикуренную папиросу. Разогнал ладонью дым, поднял с пола обгорелую спичку. Придирчиво оглядывая кабинет, сел за стол, но тут же вскочил, чтобы поправить занавеску и щелчком сбить с подоконника дохлую муху. Снова ходил из угла в угол, машинально доставая портсигар и тут же досадливо пряча его в карман.

Видно, зря дали ему в городе кличку «Калёный». Говорят за внутреннюю твёрдость и несгибаемость дали. Хотя, какая там твёрдость – в ожидании долгожданной встречи дрожала душа, как у провинившегося школяра.

Через полчаса Куняев ввёл в кабинет молодую женщину в серой юбке и такой же неброской кофте. Тщетно пытаясь сладить с пустившимся в бег сердцем, Максим делал вид, что занят бумагами, – стучал стальным пером в донышко бронзовой чернильницы, старательно ставил подписи, наконец поднял от стола неторопливые строгие глаза.

– Спасибо, товарищ Куняев, можете идти, – кинул перо в чернильницу, оглядел женщину с ног до головы. – Ну, здравствуй, Анюта… Вижу, время тебе на пользу. Похорошела ты, хотя одёжа на тебе не такая фасонистая, как при господах. Ну, садись, что ли.

Анюта растерянно села, смущённо побежала руками вслед за взглядом Максима: оправила на груди кофточку, пригладила на коленях юбку, подобрала под стул туфельки. Видя её смущение, Максим, успокоился. Сердце больше не стучало под горло. Он снова чувствовал себя всесильным начальником ЧК.

– Знаешь, Анюта, что это за учреждение?

– Как не знать, весь город говорит: на Мещанскую попадёшь – не воротишься.

– Интересуюсь я бывшей твоей начальницей по госпиталю, гражданкой Грановской. И всей её компанией тёплой интересуюсь. Что за тайная организация у вас была? Как советской власти вредительство чинили? И какова твоя роль во всём этом, тоже интересуюсь. Так что придётся нам говорить с тобой, Анюта, долго и откровенно.

– Отчего не поговорить, коли надо, только вся компания моей начальницы – раненые солдаты да медсёстры. Боюсь, не очень вам это интересно будет.

– Ты рассказывай, а я сам разберусь, что мне интересно.

– Про что? Про ночные дежурства? Про операции? Про руки отрезанные? Про то, как раненые в бреду кричат?.. А другого ничего не знаю и про организацию никакую не ведаю.

– Как же – «не ведаю». Отчего же из госпиталя ушла? Отчего пряталась? – Максим вышел из-за стола, сунул руки в карманы галифе, прошёлся по кабинету. – Из всех твоих слов, Анюта, правда только в одном – с Мещанской не воротишься. Человек свой был у меня в вашей тайной организации, так что, будя тебе отнекиваться, – я всё знаю. Затем и посажен тут. Знаю, что твоя бывшая хозяйка, гражданка Марамонова, в этом деле не участвовала, – берегла её Грановская, не впутывала в свои дела, а тебя не пожалела.

Максим доверительно присел на краешек стола, поближе к Анюте.

– Нету у меня времени карусели крутить, мы с тобой всё ж не чужие люди. Чай не всё быльём поросло? А?.. – Клоня вбок голову, пытался заглянуть в убегающие девичьи глаза. – Молчишь?

Покусывая губу, дождался, пока молчание стало невыносимым, тогда он резко поднялся, вернулся в кресло.

– Ладно, давай к делу. – Поплевав на большой палец, принялся старательно оттирать с руки чернильное пятно. – Ты можешь относиться ко мне как хочешь, но знай, что для меня ты всё та же Анюта, которую я знавал до войны. А что касаемо твоего участия в контрреволюции, так это дело случайное, глупое. Поддалась влиянию. Не на ту дорожку свернула. С кем по молодости не бывает. Я готов понять сей факт, только вот от товарищей моих веры тебе не будет. Для них вся контра на одно лицо. Вот и помысли сама, как непросто будет вытащить тебя отсюда. Есть только один способ замять всю эту историю. – Так и не оттерев чернила с руки, Максим глянул на девушку избоку, из-под изломленной брови. – Тебе надо выйти за меня замуж. Только так ты будешь в безопасности.

Девушка криво усмехнулась.

– Жена цезаря вне подозрений?

– Чего?

– Да ты не поймёшь.

– Отчего ж? – обозлился Максим. – Ежели объяснишь, пойму.

Анюта отрицательно покачала головой.

– Нет, не поймёшь?

– Нахваталась от своих господ… Больно умная стала? Думаешь, у меня в голове тёмный бор? – Взгорячившись, Максим рванул на себя выдвижной ящик стола, возбуждённо стал кидать из него на стол книги, брошюры, газеты. – Я в последний год сильно изменился, Анюта. Книжки читаю. Понимаю – без грамоты далеко не уедешь. Вот, – швырял книги. – Вот!..

Анюта презрительно кривила губы.

– Из марксизма не многому научишься.

– Не скажи! Да и не только марксизм здесь… Вот. – Заботливо утёр рукавом пыльную обложку. – «Остров сокровищ». Это тебе не стишки какие-нибудь – книга!

– Не серчай, Максим, замуж за тебя не пойду, будь ты сам товарищ Троцкий.

Порыв Максима мгновенно угас. Он бросил книгу на стол, подчёркнуто неторопливо встал, толчком ладони распахнул дверь.

– Дежурный!.. В камеру её! И Кирпичникова ко мне. Срочно!

Ваську он встретил, докуривая частыми короткими затяжками папиросу. Кожаная фуражка – посереди стола, на бумагах – пепел.