Синеет парус

– Чекиста придётся отдать. Пусть военно-полевой суд с ним разбирается. – И оборачивал голову к Чурбановой, теперь глядя уже прямо в глаза. – А раненых красноармейцев выкинуть на улицу нельзя. Большевиков – пожалуйста, не много их найдётся, а из остальных, насильно призванных, получится неплохое пополнение для наших полков. Было дело, такой вот бывший красноармеец жизнь мне спас… Из главного здания их, конечно, придётся перевести. Насколько я помню, здесь во дворе просторный каретный сарай, надо его приспособить под нужды госпиталя. В отдельном помещении и охрану легче поставить.

Уже во дворе Владислав написал записку начальнику интендантской части и отправил Лунёва в сопровождении одного из врачей в расположение полка – получить из захваченных вчера красноармейских складов медикаменты, тюки сена, пустые патронные ящики, доски.

Несколько нищих, нашедших приют в госпитале, связали из веток метёлки и, обильно кропя водой, мели пыль в каретном сарае, снимали в углах паутину. Из окна операционной на втором этаже слышался металлический стук хирургических инструментов, – это доктор Андрусевич уже оперировал кого-то из вновь прибывших «чурбановцев».

В суете Владислав и Арина не раз сталкивались взглядами: то в полусумраке каретного сарая, где из маленьких – под самым потолком – окон, падали на пол косые пыльные полосы дневного света; то в запруженном телегами дворе, где носили раненых; то в вестибюле, где в проворных руках санитарок порхали над освободившимися койками серые застиранные простыни. Теперь Владислав не отводил взгляд, зато Арина, словно в отместку, всякий раз поспешно прятала глаза.

Сколько раз виделось Владиславу в мечтах, как Арина при встрече радостно кинется ему на шею, как будет целовать, взволнованно и сбивчиво говорить о чём-то. На деле же приходилось величать её по имени-отчеству, удивляться неожиданному и странному чувству неловкости и гадать: как жила она эти без малого два года, думала ли о нём?

Ведь всех их близких отношений была одна-единственная ночь… И много и мало. Это как посмотреть. А в общем-то обычная история: встретились двое после долгой разлуки и вдруг обнаружили, что говорить им уже не о чём, да и стоит ли ворошить прошлое?

К обеду приехали телеги с сеном, ящиками, медикаментами. Кровати второпях делали из досок, уложенных на патронные ящики, устилали сеном, поверх покрывали брезентом или кумачом, которого на большевистских складах нашли с десяток рулонов.

Когда Владиславу удавалось остаться наедине с Ариной, он пытался начать разговор, но слишком долго подбирал в уме нужные слова, а за это время их одиночество успевали нарушить: летели за очередными распоряжениями то к Арине, то к Владиславу, толкали носилками, просили посторониться. Чем дольше откладывался разговор, тем чужее становились друг другу Владислав и Арина. Один раз Владислав уже было начал разговор:

– Ну, как вы всё это время жили? – спросил он, в последний момент заменяя «ты» на «вы».

– Так вот и жили, – пожала плечами Арина. – В двух словах этого не расскажешь.

И снова вмешался случай, – у ворот поднялся шум. Дюжий солдат винтовкой сдерживал Юрку, остервенело рвущегося к выезжающей со двора телеге. Грубым толчком повалил мальчишку на землю.

– Отставить! – крикнул Владислав, торопливо направляясь к воротам.

Солдат поставил приклад к ноге, подтянулся, откозырял.

– Господин полковник, тут пленного чекиста в город повезли, а этот бешеный с кулаками на него набросился, насилу его отогнал.

– Что случилось, Юра? – спросил Владислав.

– Это Калёный!.. – чуть не плача говорил Юрка. – Понимаете? Калёный!

Владислав оглянулся на выехавшую за ворота телегу. Крепкая спина пленного, туго обхваченная пропотевшей нательной рубахой, и стриженый затылок на секунду показались Владиславу знакомыми, он прищурил глаза, припоминая.

– Ну и что из того, что Калёный?

– Это он мать мою арестовал, – всхлипнул Юрка.

– Я слышал, много он дел в городе натворил. Хотел лично с ним познакомиться, да, видно, уже поздно.

Владислав ещё раз прищурился вслед телеге… Нет – слишком смутным было это чувство. Не вспомнить.

Юрка всхлипывал от злости.

– К нам дядя из Москвы приехал, бывший офицер. Их обоих с матерью и арестовали, как заговорщиков. А дядя два дня только как приехал, он даже из дому ни разу не вышел. И к нам домой никто не приходил, а они – заговор, заговор. Расстреляли обоих в подвале на Мещанской.

– Успокойся, Юра, – обняв мальчишку за плечи, Владислав увёл его в глубь двора. – Суд с ним разберётся. Ты, давай вот, что… Я сейчас в штаб бригады поеду, вернусь к вечеру, а ты здесь Арине Сергеевне помоги. – Оглянулся, прищурился на окна второго этажа. – Заночуем здесь, а завтра поедем в расположение полка.

Глава 32

Максима Янчевского везли двое солдат – молодой борцовской комплекции боец правил лошадьми, второй – лет сорока, высокий, худощавый, грызя сухарь, обернулся к пленному:

– Так ты и есть тот самый Калёный? Гроза гимназистов и попов?