Синева

Отсюда тоже все разъехались, оставив лишь свидетельства собственного существования. Когда-то кем-то выбранные шторы, садовую мебель, на которой кто-то когда-то сидел, грабли, оставлявшие на гравии причудливые полоски, трубы, откуда прежде шел дым, площадку для петанка, где когда-то перекатывались по песку шары.

Здесь я вполне мог бы жить, думал я, хотя отсюда далеко до моря.

Здесь, возле этой дороги, я мог бы жить, здесь мог бы обосноваться.

Перед нами возник еще один дом, последний, сразу за ним начиналась роща. Не особо большой и роскошный, по сравнению с нашей квартирой, дом этот, однако же, смахивал на дворец.

Дом, похоже, давно стоял нежилым, а может, жильцам недосуг было привести его в порядок. Во дворе желтела сухая трава, краска на двери облупилась. На окнах ставни.

Возле дома я заметил крышку старомодного бака для дождевой воды. На крышке ржавел висячий замок. Бак, похоже, был таким же старым, как и сам дом. Интересно, сохранилась ли в нем вода?

Лу вошла в увядающий сад. Когда-то здесь было настоящее буйство растений. Сейчас яблони высохли, а листья на ветках пожелтели.

Дверь одного из сараев стояла настежь – наверное, ее ветром распахнуло. Лу подошла к сараю и прикрыла дверь, а после повернулась и показала куда-то в сторону.

– Это что?

Сбоку, в глубине сада, под темными деревьями, стояло нечто высокое и большое, накрытое зеленым брезентом. Сооружение было длинное, вытянутое, и с обеих сторон что-то торчало. Внизу, на земле, я разглядел нечто вроде подставки.

Лу потянула меня за руку.

– Пошли посмотрим.

Брезент, грязный и потертый, держался тем не менее прочно, а кое-где был привязан полинявшими от солнца веревками – зелеными, синими и серо-белыми, крест-накрест. Некоторые их них – похоже, хлопчатобумажные или пеньковые – почти сгнили. А вот синтетические почти все выдюжили.

Кое-где под веревки набились листья. В листьях, словно в крошечных кармашках, приютилась земля, куда упали семена. Из них выросли хилые растеньица. И растеньица эти в свою очередь высохли и погибли от зноя.

Мы подошли ближе. Я провел рукой по брезенту, стараясь на ощупь определить, что под ним спрятано.

Брезент оказался мягким, словно под ним ничего не было, но затем пальцы наткнулись на что-то твердое. Это что, балка? Я вытянул руку наверх. Балка под брезентом уперлась в другую балку, а на них лежало нечто массивное и тяжелое. И тут меня осенило.

– Это же лодка, – сказал я.

Лодка на стойке. В саду, за много миль от моря.

Похоже, большая.

Я отошел назад и шагами измерил ее длину.

Метров десять, не меньше.

И высокая. От киля до крыши каюты навскидку три метра.

– Давай откроем ее? – предложила Лу.

Один за другим я развязывал жесткие узлы, словно затянутые ветром и погодой.

Лу мне помогала, но большинство узлов оказались ей не под силу. Разрезать веревки было нечем, да к тому же мне не хотелось ничего портить. Мы только посмотрим на лодку и опять ее накроем. Посмотрим – и все. Никто и не заметит.

Развязав веревки, я тщательно скручивал их в большие мотки и складывал на сухую траву.

Лу принялась сортировать их по цвету. Отдельно голубые, отдельно зеленые. В конце концов она сказала, что веревок всего семь.

Кожа на пальцах потрескалась, ладони онемели, но узлы я все же победил. Теперь куски брезента – четыре штуки – ничто не держало. Я дернул за края. Брезент, шурша, сполз вниз и упал на землю.

Это оказалась яхта. Мачта лежала на крыше каюты. Корпус был темно-синим, как вечернее море, по каждому борту четыре иллюминатора.

Яхта стояла на стойке из некрашеных балок, выглядела конструкция кустарной, но крепкой.

На двух поставленных вертикально обрубках бревен с полметра высотой лежала приставная лесенка.

Я вытащил ее. Краска с алюминия сошла, но сама лесенка осталась целой и неповрежденной. Я воткнул ее в землю, прислонив к яхте.

– Ты что, внутрь полезешь? – удивилась Лу.

– А почему бы и нет? – спросил я.

– А можно?

Я улыбнулся.

– А тут есть кого спросить?

Лу огляделась.

– Нет.

– Что скажешь – слазить мне внутрь?

– Не знаю. Ты же решаешь.

– Ты тоже решаешь, – сказал я.

– А-а.

– Так лезть?

– Да. Если хочешь.

Я чуть сдвинул лестницу, увеличив угол. И поставил ногу на первую ступеньку.

Потом на вторую.

И на третью.

Стойка, на которой располагалась яхта, возмутилась. И вся конструкция едва заметно качнулась. Я замер.

– Папа?

Может, она только с виду прочная? А может, равновесие нарушилось? Я сделал еще шаг.

– Папа, может, все-таки не надо?

– Да все в порядке, – успокоил я.

Но я зря так сказал: я чувствовал, как стойка жалобно окликается на каждый мой шаг, словно готовясь вот-вот обрушиться.

– Папа!

– Ладно. Ладно.

Я спустился вниз. Взял лестницу и переставил ее к корме. Там была приделана лестница для купания, и моя приставная лестница стала ее продолжением – я словно поднимался на борт с самого дна морского. Я снова попробовал забраться наверх, и на этот раз дело пошло лучше, стойка больше не шаталась. Чтобы окончательно в этом удостовериться, я поднялся еще на пару ступенек.

Нет, ничего не качалось, все было прочным и надежным.

Я спрыгнул на землю и протянул руки Лу.