Синева

Двое мужчин разговаривали, а горы съедали их слова. Впрочем, возможно, эти двое и впрямь старались говорить потише; может, им не хотелось, чтобы их кто-нибудь услышал, даже если этот кто-нибудь – я. Потому что разговаривали они, склонившись друг к другу, совсем как мама с папой раньше. Навострив уши, я заторопилась к ним и действительно разобрала несколько слов.

– Мост, – сказал Сёнстебё, – лучше мост.

Папа поднял голову.

– А вот и ты, Сигне, – громко проговорил он.

И Сёнстебё улыбнулся мне – даже слишком широко. Я вспомнила про ту свою куклу.

– Привет, Сигне, – поздоровался он.

– Привет, – ответила я.

– Здорово, что вы с папой погулять выбрались, – сказал он.

– Ага, – кивнула я.

– Мы уже домой собираемся, – сказал папа.

– А Магнус сегодня дома остался. – Сёнстебё посмотрел на меня.

– А-а, – протянула я.

Мне вдруг захотелось, чтобы Магнус сейчас оказался рядом, чтобы он стоял возле меня.

– Он готовится к контрольной по математике, – сказал Сёнстебё.

– Сигне тоже надо домой, сочинение писать, – сказал папа.

Про сочинение я напрочь забыла, хотя вообще-то литература мне нравилась.

– Давайте подвезу вас вниз, – предложил Сёнстебё.

– Да! – обрадовалась я.

– Ты уверен? – спросил папа.

Сёнстебё удивленно посмотрел на него.

– Уверен? Ну да…

– Думаешь… Может, оно того не стоит?

– Я устала, – заявила я, – не хочу пешком идти.

Помню, их полунамеков я не понимала, но задать вопрос не смогла. Что именно того не стоит? Не стоит ехать до дома? Но я же устала, теперь я это почувствовала как следует, тело ломило, подъем дался мне непросто, совсем непросто, так почему бы нам не поехать вместе с Сёнстебё, зачем спускаться пешком, когда есть машина?

– Да… – Сёнстебё посмотрел на папу. – Ты, наверное, прав. Не стоит. Еще встретим кого-нибудь…

– Но я ужасно устала! – возмутилась я.

– Сигне, мы пойдем пешком, – сказал папа, – отлично прогуляемся.

– Нет! – уперлась я. – Ничего не отлично!

Сёнстебё рассмеялся.

– Вот так девчонка у тебя!

И папа покраснел, хотя ему нравилось, когда я говорю все начистоту.

– Не пойду пешком, – продолжала я, – почему мы не поедем? Почему нет?

– Да ведь ничего страшного не случится? – спросил Сёнстебё. – Хотя бы немножко подвезу.

– Нет, – отрезал папа.

И было в нем нечто такое, отчего я уяснила, что слушать меня он не станет, что весь долгий путь домой мне придется преодолеть пешком. Папа кивнул Сёнстебё, тот вернулся в машину, завел двигатель и уехал. Я устала и замерзла. Заморосил дождик, капли мочи липко стягивали кожу на ногах, и кричать смысла не было, мне просто хотелось домой.

Может, оно того не стоит – эти слова засели у меня в голове, словно наполнив ее тяжестью. Не стоит показываться вместе на людях – вот о чем, похоже, говорили эти двое. Слова вертелись у меня в голове, пока мы спускались и когда нас встретила мама, а папа вел себя, как ни в чем не бывало.

Я до костей промерзла и ужасно вымоталась, однако папа решил этого не замечать. А вот мама отвела меня в ванную, налила воды и торопливо стянула с меня одежду, которая так и осталась валяться на полу, грязная и мокрая. Мама налила в воду мыла, и вода тотчас покрылась пеной, белой и мягкой, точно одеяло, под которое можно занырнуть и спрятаться.

Вода была чересчур горячей, кожу обжигало, и я ахнула, чувствуя, как кровь бросилась в лицо, как кожа покраснела, а лицо будто надулось изнутри.

Мама вышла из ванной. Я думала, она пошла принести, например, халат для меня, или чистое полотенце, или питье, а может, перекусить чего-нибудь, однако мама все не возвращалась, ведь папа был дома, я чуть не забыла, а когда он оказывался рядом, когда эти двое оказывались рядом, они порождали нечто огромное и уродливое, и остановить это у меня не хватало сил, а эти двое все кричали и бранились. Ссора мне не принадлежала, поэтому сказать я ничего не могла и ничего не помогало. Я хотела, чтобы все прекратилось, но если уж прекращать они не желают, тогда пускай ссора мне не принадлежит.

Вода в ванне постепенно стала теплой, потом похолодела, кожа у меня сморщилась, пальцы на ногах покраснели, между ними натянулись перепонки, я превратилась в земноводное, прямо здесь, в ванне, а они все кричали и кричали друг на друга, я – маленькое земноводное, которое прячется в ледяном комке вязкой прозрачной жидкости, покрытой крошками пластика. Порой они хватали меня, трясли, смотрели на меня, но затем сажали обратно и возвращались друг к другу, к тому, что было у них общим, к огромному, злому и уродливому, принадлежавшему лишь им двоим.

Спустя несколько дней мы узнали о взрыве – папа о нем рассказал, а мама только что вернулась, она куда-то уезжала, наверное в Берген, она туда часто ездила, заказывала всякую всячину для отеля. Мама открыла дверь, вошла в квартиру, и папа тут же огорошил ее новостями.

– Утром Свейн Бредесен заходил, – сказал он, – главный инженер.

– Привет, мама, – поздоровалась я.

– Я знаю, кто такой Бредесен, – сказала мама и быстро, не глядя, погладила меня по голове.

– Он с тобой поговорить хотел, – продолжал папа.

– Сейчас позвоню ему, – сказала она.