Синяя лилия, лилия Блу

Блу внимательно посмотрела на Каллу, но та продолжала сидеть, как прежде, держа светлую руку Адама в своей темной, вскинув подбородок и устремив на юношу внимательный взгляд.

Его губы двигались, словно он говорил сам с собой, но с них не слетало ни звука.

Блу задумалась, каким образом усиливает его транс, заставляя Адама погружаться глубже в эфир. Адам теперь блуждал, оторвавшись от своего тела и разматывая нить, которая прикрепляла душу к оболочке. Калла цеплялась за конец этой нити, а Блу гнала Адама дальше.

Он нахмурился. Его губы разомкнулись, глаза сделались совершенно черными – черными, как зеркальная поверхность миски. То и дело в них появлялись три изогнутых язычка пламени, отражавшиеся в воде. Но иногда в одном глазу их было два, а в другом только один, или три в одном и ничего в другом, или по три в обоих… а потом темнота.

– Нет, – шепотом сказал Адам.

Его голос звучал непривычно. Блу со страхом вспомнила ту ночь, когда наткнулась на Нив, гадавшую среди корней бука.

И вновь она посмотрела на Каллу.

Но та по-прежнему оставалась спокойна и внимательна.

– Мора? – позвал Адам. – Мора?

Он произнес это голосом Персефоны.

«Я не выдержу», – вдруг подумала Блу. Ее душа не могла этого вынести. Она боялась.

Свободной рукой Калла потянулась через стол и сжала руку Блу. Теперь они сомкнулись в кольцо вокруг гадальной миски.

Адам дышал рывками, медленно.

«Только не это».

Блу почувствовала, как шевельнулась Калла, крепче стискивая руку Адама.

– Нет, – повторил он, уже своим собственным голосом.

Пламя в его глазах стало огромным.

Затем они снова почернели.

Он не дышал.

Мгновение в комнате стояла тишина. Две секунды. Три.

Свечи в гадальной миске погасли.

– ПЕРСЕФОНА! – закричал Адам.

– Давай! – велела Калла, выпустив руку Блу. – Отпусти его!

Блу разжала пальцы, но ничего не произошло.

– Рви! – рыкнула Калла. – Я знаю, ты это умеешь. А я притащу его обратно!

Она прижала большой палец свободной руки к середине лба Адама, а Блу принялась отчаянно вспоминать, каким образом она отключила Ноя, там, на Монмутской фабрике. Но одно дело – выдернуть вилку из розетки, когда Ной швырялся разными вещами. И другое – когда она смотрела на неподвижную грудь и пустые глаза Адама. Совсем другое – когда его плечи обмякли, а лицо уткнулось в подставленные руки Каллы, не позволившей ему упасть в гадальную миску…

«Он доверяет нам. Он никому не доверяет, но доверяет нам. Он доверяет тебе, Блу».

Она вскочила и возвела стены. Чтобы укрепить их, она попыталась представить яркий свет, льющийся сверху, но в присутствии безжизненно распростертого на другом конце стола тела Адама это было трудно. Калла хлопнула его по щеке.

– Очнись, сукин сын! Вспомни свое тело!

Блу повернулась к ним спиной.

Закрыла глаза.

И сделала это.

Настала тишина.

Потом включилась лампа над головой, и голос Адама произнес:

– Она здесь.

Блу развернулась.

– Что значит «здесь»? – спросила Калла.

– Здесь, – повторил Адам, оттолкнулся и встал. – Наверху.

– Но мы искали в ее комнате, – сказала Калла.

– Не в комнате, – Адам нетерпеливо помахал рукой. – Выше… какое тут самое высокое место?

– Чердак, – ответила Блу. – Но что ей там делать? Гвенллиан?..

– Гвенллиан на дереве на заднем дворе, – сказала Калла. – Общается с птицами, которые ее ненавидят.

– На чердаке есть зеркала? – спросил Адам. – Какое-то место, куда она могла отправиться на поиски Моры?

Калла выругалась.

Она распахнула дверь чердака и влетела туда первая. Адам и Блу следовали за ней. Остановившись на пороге, Калла сказала:

– Нет.

Блу проскочила мимо нее.

В промежутке между зеркалами она увидела груду кружев, ткани и…

Персефону.

Адам бросился к ней, но Калла схватила его за руку.

– Нет, идиот. Не вздумай оказаться между ними! Блу, стой!

– Я рискну, – ответила та.

И опустилась на колени рядом с Персефоной. Нельзя было нарочно упасть так, как лежала она – на коленях, с заведенными назад руками и задранной головой (ее подбородок покоился на ножке зеркала). Черные глаза смотрели в никуда.

– Мы ее вернем, – сказал Адам.

Но Калла уже плакала.

Блу, совершенно не заботясь о внешнем достоинстве, подхватила Персефону под мышки и потащила прочь легкое, не сопротивляющееся тело.

Они вернут ее. Как и сказал Адам.

Калла упала на колени и закрыла лицо руками.

– Хватит, – дрогнувшим голосом велела Блу. – Иди сюда и помоги.

Она взяла Персефону за руку. Та была холодной, как стены пещеры.

Адам стоял, обхватив себя руками, с вопросом в глазах.

Блу уже знала ответ, но не могла его выговорить.

Калла сказала:

– Она умерла.

42

До тех пор Блу не верила в смерть.

Не верила всерьез.

Это случалось с другими людьми, другими семьями, в других местах. В больницах, автомобильных катастрофах, зонах боевых действий. Это происходило (Блу вспомнила слова Ганси, сказанные у гробницы Гвенллиан) с церемониями. Смерть как-то оповещала о себе.

Она не могла наступить просто так, на чердаке, солнечным днем, пока они сидели в гадальной. Она не могла взять и наступить за одну-единственную секунду – необратимую секунду.

Этого не могло случиться с людьми, которых Блу знала всю жизнь.

Но случилось.