– Я – часть бессмысленного нового поколения, – наконец сказала Блу, уткнувшись в него.
Желание и страх жили рядом друг с другом в его сердце и обострялись от такого соседства.
– Компьютерное поколение. Все время кажется, что можно нажать кнопку перезагрузки и обновиться.
Ганси отстранился и поморщился от колотья в ноге, а потом дал Блу листик мяты и прислонился к спинке кровати. Подняв голову, он обнаружил, что на пороге стоит Гвенллиан. Ганси понятия не имел, сколько времени она там провела. Она стояла, вытянув одну руку и ухватившись за косяк, словно боялась, что ее впихнут в комнату.
Она подождала, пока не убедилась, что Ганси смотрит на нее, а затем запела:
– Ты пытаешься меня разозлить? – спросил Ганси.
– А ты злишься, маленький рыцарь? – нежно ответила Гвенллиан. Положив щеку на руку, она принялась качаться туда-сюда. – Мне часто виделась смерть. Я много раз пропела все песни, какие знала, пока лежала ничком в том ящике. Каждый глаз! Каждый глаз, к которому можно было обратиться, я умоляла посмотреть на меня. И – ничего в ответ, кроме тупости и слепоты!
– Как ты пользовалась чужими глазами, если ты такая же, как я? – поинтересовалась Блу. – Если у тебя нет собственных магических способностей.
Рот Гвенллиан приобрел самые презрительные очертания.
– Этот вопрос! Все равно что спросить, как можно вбить гвоздь, если ты не молоток.
– Ладно, – сказала Блу. – Проехали. Мне, в общем, дела нет.
– Меня учил Артемус, – продолжала Гвенллиан. – Когда не пытался опорочить моего отца. Вот тебе загадка, моя любовь, моя любовь, моя любовь, что растет, моя любовь, моя любовь, моя любовь, из темноты, моя любовь, моя любовь, моя любовь, в темноту, моя любовь, любовь, моя любовь.
Блу сердито поднялась на ноги.
– Хватит игр.
– Дерево ночью, – ответил Ганси.
Гвенллиан перестала раскачиваться на косяке и уставилась на него, по-прежнему сидевшего на полу.
– Многое от моего отца, – сказала она. – Многое от моего отца вижу в тебе. Артемус, дерево ночью. Твоя мать ищет его, синяя лилия? Тогда разыщи моего отца. Артемус будет рядом с ним, как можно ближе, если только ему ничего не помешает. Лучше говорить шепотом.
Она плюнула на пол рядом с Ганси.
– Я и ищу его, – сказал Ганси. – Мы спустимся под землю.
– Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя, маленький принц, – проговорила Гвенллиан. – Покажи свой королевский нрав.
– Таким образом и твой отец заставлял других ему служить? – спросил Ганси.
– Нет, – ответила Гвенллиан с легкой досадой. – Он просил.
Хотя все это было неправильно и невероятно, ее слова согрели душу Ганси. Да, так: Глендауэр правил прося, а не приказывая. Это был король, которого Ганси искал.
– Ты пойдешь с нами? – спросил он.
44
Когда Колин Гринмантл вышел на крыльцо исторической фермы и посмотрел на поле, он обнаружил вдалеке стадо коров, а поблизости – двух молодых людей.
Точнее сказать, Адама Пэрриша и Ронана Линча.
Он посмотрел на них сверху вниз.
Они посмотрели на него снизу вверх.
Обе стороны молчали. Парни выглядели как-то тревожно – в частности, у Адама Пэрриша было интересное лицо. Не в том смысле, что он был интересным человеком. Скорее, что-то необычное крылось в его чертах. Он был чужаком, красивым образчиком представителей Западной Вирджинии – тонкие, как перья, скулы, впалые щеки, светлые, чуть заметные брови. Дикий и костлявый, как портреты времен Гражданской войны. «Брат убивал брата, а их фермы превращались в руины…»
А Ронан Линч походил на Ниалла Линча – иными словами, выглядел той еще сволочью.
Ох, молодость.
Поэтому Гринмантл первым разбил лед. Он спросил:
– Вы принесли домашнюю работу?
Они продолжали стоять там как пара близнецов из ужастика – один светлый, другой темный.
Адам Пэрриш слегка улыбнулся и сразу помолодел на два года. Зубов у него был полный набор.
– Я знаю, кто вы.
Это было интересно.
– И кто же?
– А вы не знаете? – безмятежно спросил Адам Пэрриш.
Гринмантл прищурился.
– Мы играем в какую-то игру, мистер Пэрриш?
– Возможно.
Игры, по крайней мере, были одной из специальностей Гринмантла. Он прислонился к перилам.
– В таком случае, я тоже знаю, кто вы.
Ронан Линч передал Адаму Пэрришу здоровенный коричневый конверт.
– Сомневаюсь, – ответил Адам.
Гринмантлу не понравилось бесстрашие, написанное на его лице. Нет, даже не бесстрашие – это было отсутствие выражения в принципе. Гринмантл задумался, что в конверте. «Признания юного социопата».
Он сказал: