Синяя лилия, лилия Блу

И теперь, отныне и навсегда, стало две Блу. Одна, которая была раньше, и вторая, которая появилась теперь. Та, которая не верила, и та, которая знала.

43

Ганси приехал в дом номер 300 на Фокс-Вэй после того, как уехала «Скорая», не потому что недостаточно спешил, а из-за проблем связи. Понадобилось двадцать четыре звонка от Адама на мобильник Ронану, прежде чем Ронан удосужился взять трубку, а потом ему потребовалось некоторое время, чтобы разыскать Ганси на кампусе. Мэлори где-то странствовал с Псом, исследуя Вирджинию; впрочем, профессору пока необязательно было об этом знать.

Персефона умерла.

Ганси не мог в это поверить не потому, что не верил в близость смерти – он не мог перестать в нее верить, – но потому что не ожидал, что Персефона поступит настолько по-человечески. Возьмет и умрет. В трех обитательницах дома на Фокс-Вэй было нечто неизменное – Мора, Персефона и Калла напоминали ствол, от которого отходили все остальные ветки.

«Мы должны найти Мору», – подумал он, вылезая из «Камаро» и шагая по дорожке. Ронан брел за ним, сунув руки в карманы; Бензопила мрачно перепархивала с дерева на дерево, следуя за Ронаном. «Потому что если Персефона умерла, значит, ничто не помешает умереть и Море».

Адам сидел в тени крыльца. Глаза у него были пустые, меж бровей – складка. Миссис Ганси обычно касалась большим пальцем лба Ричарда Ганси Третьего и разглаживала морщинку; она до сих пор делала так с Ганси Вторым.

Ему сильно захотелось разгладить лоб Адама, но тот поднял голову и сказал:

– Я нашел ее. И что толку?

Адам ждал, что Ганси его успокоит, и, пусть радоваться было нечему, тот собрался с силами и произнес:

– Ты сделал все, что мог. Калла мне позвонила и рассказала. Она гордится тобой. Легче сейчас не будет, Пэрриш. Не надейся.

Адам, освободившись, горестно кивнул и уставился на ноги.

– Где Блу?

Адам хлопнул глазами. Очевидно, он не знал.

– Я зайду, – сказал Ганси, а Ронан сел на ступеньку рядом с Адамом. Закрывая за собой дверь, Ганси услышал голос Адама:

– Я не хочу говорить.

И ответ Ронана:

– Блин, а я что, собираюсь?

Он нашел Каллу, Джими, Орлу и двух других молодых женщин, которых не узнал, на кухне. Ганси хотел начать со слов «примите мои соболезнования» или с еще какой-нибудь вежливой фразы, которая имела бы смысл за пределами этой кухни, но в данном контексте все вежливые фразы выглядели фальшивее, чем обычно.

И тогда он сказал:

– Я иду в пещеру. Мы идем.

Это было невозможно, но какая разница? Невозможным было все. Он ожидал, что Калла возразит, но она молчала.

Отчасти Ганси хотелось, чтобы она попыталась их отговорить; это была та его часть, которая чувствовала ползущие по шее маленькие ножки.

«Трус».

Он потратил много времени, учась загонять эту мысль в глубины сознания, и теперь одержал верх.

– Я иду с вами, – сказала Калла, крепко сжимая в руке бокал. – Хватит этой самодеятельности. Я так зла, что могу…

Она швырнул бокал на пол, и он разбился у ног Орлы. Орла уставилась на осколки, потом на Ганси – лицо у нее было виноватое, но Ганси долго прожил бок о бок с горем Ронана и мог опознать его с первого взгляда.

– Вот! – крикнула Калла. – Вот, пожалуйста. Я его просто разбила безо всякой причины!

– Я за пылесосом, – сказала Джими.

– Я за успокоительным, – сказала Орла.

Калла вылетела на задний двор.

Ганси отступил и прокрался вверх по лестнице в телефонную (швейную, кошачью) комнату. Это было единственное место на втором этаже, куда его приглашали, и единственное, где, как он знал, имело смысл поискать Блу. Впрочем, там он ее не нашел – как и в соседней комнате, которая, очевидно, служила ей спальней. Ганси обнаружил Блу в конце коридора, в каморке, которая явно принадлежала Персефоне; там пахло ею, и все было странно и умно.

Блу сидела у кровати, яростно царапая лак на ногтях. Она посмотрела на Ганси. Вечерний свет резко и ярко падал на матрас у нее за спиной, заставляя девушку щуриться.

– Отчего так долго? – спросила она.

– У меня был отключен телефон. Прости.

Она соскребла на косматый коврик еще кусочек лака.

– Конечно, в любом случае не было смысла торопиться.

«Ох, Блу».

– Мистер Грей здесь? – спросила она.

– Я его не видел. Слушай, я сказал Калле, что мы собираемся в пещеру. Чтобы найти Мору… – и он поправился: – Твою маму.

– Ради бога, не говори со мной тоном Ричарда Ганси! – огрызнулась Блу, а потом вдруг заплакала.

Это было против правил, но Ганси присел рядом, коснувшись одним коленом ее спины, а другим ног, и обнял Блу. Она прижалась к нему, положив стиснутые руки на грудь Ганси. Он почувствовал, как горячая слеза упала в ямочку над ключицей. Ганси закрыл глаза от солнца, лившегося в окно, – ему было жарко в свитере, нога немела, в локоть впивалась металлическая рама кровати, Блу Сарджент лежала у него на груди, и он не двигался.

«Помогите», – подумал он. И вспомнил слова Гвенллиан: «Оно начинается». Он чувствовал это. Что-то раскручивалось, все быстрее и быстрее, как катушка, подхваченная ветром.

«Начинается, начинается…»

Он сам не знал, кто кого утешает.