Синяя луна

– Будешь тут осторожным, как же! – посетовал Фань. – Когда во дворце даже герань – и та мечет стрелы. Я бы, кстати, допросил рабочих, ну, тех, что меняли здесь дымоходы.

– Допросим и без тебя, – нервно усмехнулся нойон. – Вот только поймаем сначала.

– Сбежали всё-таки? – юноша зябко поёжился. – Я так и думал, что убегут. Не думаю, чтоб это именно им я пришёлся не по нраву.

– Уж конечно не им. Чиновникам, полагаю.

Отправив секретаря домой, Баурджин наскоро перекусил и, погруженный в думы, отправился в опочивальню.

Целую ночь по крыше неутомимо стучал дождь, и князь чувствовал – это было хорошим знаком, дожди здесь шли редко. А утро выдалось солнечное, тёплое, с голубым, чисто вымытым небом, реденькими ослепительно-белыми облаками и радостным пением птиц.

Накинув на плечи серый плащ из грубой мешковины, Баурджин покинул дворец чёрным ходом и, повернув от рынка направо, быстрым шагом направился к видневшимся вдалеке башням буддистского храма. Его сопровождали два воина из числа тех, что пришли из монгольских степей – им нойон мог вполне доверять.

По пути попадался самый разный люд – приехавшие на рынок крестьяне, ведущие под уздцы запряжённых в возы волов, подмастерья, мелкие торговцы, ходко везущие небольшие тележки с нехитрым товаром – посудой, игрушками, украшениями из цветного стекла. Чем ближе к окраине, тем ниже становились дома, крытые зелёной черепицей особняки сменялись глинобитными хижинами. Маленькие, с камышовыми или соломенными крышами, они образовывали целые кварталы, лишь на пересечении узеньких улочек важно скрипели широкими воротами многочисленные постоялые дворы и харчевни. Ицзин-Ай располагался на Великом шёлковом пути – и полгорода, а то и две третьих, кормилось именно с этого. Кто-то занимался транзитной торговлей, кто-то и сам организовывал и водил караваны на запад, в Турфан и Хорезм, или на юго-восток, в Южную империю Сун, славившуюся своим шёлком, фарфором и чаем. Многие же из народа попроще оказывали заезжим караванщикам услуги самого разного вида – являлись контрагентами, предоставляли кров, пищу, девочек. Пожалуй, можно даже сказать, практически каждый из горожан, так или иначе, соприкасался с международной торговлей, что составляло важный источник доходов городской казны. Таким образом, в зверском уничтожении караванов объективно не был заинтересован никто! Транзитная торговля – одна из житниц, постоянно приносящая городу верный – и немалый – доход. Кому же было выгодно убивать караванщиков? Наверное, стоило поискать какую-нибудь внегородскую силу, из числа торговых конкурентов. Вот хоть тот же Турфан или Нинся. Заинтересованы они в обеднении Ицзин-Ай? Если хорошенько подумать, то – да. Сейчас город владел – прямо или с косвенным участием в частных компаниях – множеством ямских станций от Нинся до Турфана, а такие станции – выгодное дело, никому объяснять не надо. Захиреет Ицзин-Ай – он же Гаочан, он же Хочжоу – кто приберёт к рукам дорогу и станции? Нинся. Или Турфан. Кто-то из них. Да, на месте убийства караванщиков нашли сунские стрелы. И раны – от клевца – любимого орудия Южно-Китайской империи. А Нинся, между прочим, не принадлежит сунцам. Что же, это работа северного, чжурчжэньского, Китая – «Золотой» империи Цзинь? Вряд ли, у них сейчас хватает проблем с туменами Мухули, да и сам Чингисхан лишь недавно вернулся из цзиньского похода. Нет, вряд ли это Цзинь. А, может, это тангутский император Цзунь Сян мутит воду? Да, на словах он предан Чингисхану – верный вассал, но, кто знает, что там на деле? Цзунь Сяну явно не могло понравиться назначение монгольского наместника в Ицзин-Ай – один из важнейших городов распадающегося тангусткого государства Си-Ся. Хотя, вообще-то, у тангутов хватало проблем и без того. Ну, что гадать? Нужно выяснить.

Подойдя к монастырю, расположенному в юго-западной части города, Баурджин обернулся и, приказав сопровождающим его воинам ожидать у входа, вместе с толпой паломников вошёл во внутренний двор.

Субурган Сюань Цзань, воздвигнутый в честь именитого путешественника, князь углядел сразу – памятную пирамиду, украшенную хрустальноглазыми глиняными статуями бодхисатв. Подошёл, поклонился, якобы шепча молитвы, на самом же деле – внимательно осматривался вокруг. Паломники, монахи – кто-то молится, кто-то идёт по своим делам, кто-то смеётся и спорит, кто-то медитирует, усевшись, скрестив ноги, на землю, а кто-то – орёт, как резаный. Бардак!

– Рад вас видеть, господин на…

Баурджин резко обернулся:

– Здравствуйте, Инь Шаньзей. Называйте меня просто – князь.

Следователь приложил рук к сердцу:

– Да, господин.

– Вы выполнили моё поручение?

– Я принёс отчёт.

– Давайте!

Объёмистый бумажный свиток перекочевал в руки князя.

– Прочту, – шепнул Баурджин. – Что с нашим караваном?

– Отправляю завтра. У меня есть свой человек на постоялом дворе Шань Ю. Он распространит нужные слухи.

– Замечательно! – похвалил наместник. – Надеюсь, на этот раз мы вызовем на себя лиходеев. Здесь не слишком шумно?

Инь Шаньзей улыбнулся: