Бросив лошадей у орешника, Баурджин и Сиань пошли лугом, по колено в траве. Было начало лета и яростное солнце ещё не успело иссушить всё живое, в воздухе ещё пахло весной. Впрочем, здесь, на горных кряжах, всегда было прохладнее, чем в долине.
– Здесь, неподалёку, родник. Пойдём, напьёмся.
– Надо бы напоить коней.
– Напоим, – девушка обернулась, протягивая князю руку. – Чуть позже.
Взявшись за руки, словно дети, они пошли – нет, побежали – к ручью, и Баурджин вдруг почувствовал себя таким счастливым, каким давно уже не ощущал. Дул лёгкий, пахнущий травами, ветерок, от неширокого прозрачного ручья, бегущего средь чёрных камней, веяло прохладой, светило яркое солнышко, и небо над головой было таким высоким и чистым, что невольно хотелось думать только о чём-нибудь хорошем, приятном.
– Жарко!
Скинув халат, Баурджин с удовольствием ополоснулся до пояса холодной водицей.
– Ого! – округлив глаза вдруг засмеялась Сиань. – Монгольский князь – и моется!
– Ага, – фыркая, захохотал нойон. – А раньше от меня пахло потом и падалью!
Нагнувшись, он зачерпнул ладонями воду и брызнул на девушку:
– А ну-ка, помойся и ты!
– Ай!
Сиань вскрикнула, захохотала, а князь, схватив её в охапку, привлёк к себе, поцеловал, развязывая на девушке пояс. Обнажил левое плечо, грудь – большую, волнующе трепещущую – поцеловал прямо в сосок…
Оп! Одежда полетела в траву… Рассыпались по плечам пышные волосы Сиань Цо, и обнажённая девушка, опускаясь на распростёртый в траве халат, с силой привлекла к себе князя.
– Я искала тебя для этого, – под влиянием нахлынувших чувств, Сиань Цо отбросила показную вежливость и перешла на «ты».
– Я понял…
В карих глазах девушки играли лукавые золотистые искры. Томно поднималась грудь. И жёлтые большие цветы качались над слившимися в любовной неге телами… А ещё сильно пахло клевером.
– А, так ты больше не носишь на шее тот перстень с «тигриным глазом»! – довольно прошептала Сиань. – Выкинул?
– Нет, не выкинул, – Баурджин не хотел врать, но всё же соврал. – Потерял.
– И не ищи! – негромко промолвила девушка. – Поверь, Турчинай – очень злой человек. Злой, завистливый и нечестный.
– Злой человек не станет кормить даром несчастных бедных детей.
– Если Турчинай так поступает – значит это зачем-то ей нужно. Поверь мне, она ничего не делает зря!
Нойон улыбнулся и мягко погладил Сиань по плечу:
– Давай не будем о ней, а?
– Давай, – улыбнулась та. – Кстати, ты первый про неё и начал!
– Я?! – изумился князь.
– Ты, ты, – девушка засмеялась и, усевшись на Баурджина, словно в седло, принялась вытворять с ним такое, от чего нойон очень скоро почувствовал поистине неземное блаженство. Ну, ещё бы – ведь Сиань Цо ещё совсем недавно была наложницей и знала толк в любви.
Даже небо стало, как будто, выше, и солнце сверкало в глазах, и прохладный, дующий с гор, ветер обдувал распалённые любовным жаром тела.
– Как мне хорошо с тобой, Сиань! – обнимая девушку, неистово шептал князь. – О, милая Сиань, ты поистине – жрица любви!
– Я знаю, милый… Обними меня крепче… Вот так… так… так…
Когда любовники, напоив коней, вернулись в лагерь, уже начинало смеркаться. Остатки солнца отражались в песках, окрашивая тёмно-синее небо золотистым багрянцем, и кривой жёлтый месяц повис над горными кряжами в окружении сверкающих звёзд.
– Ну наконец-то! – поднимаясь от разожжённого костра, посмотрел на князя подрядчик Дань Ли. – А мы уж хотели вас поискать.
– Делал замеры у дальнего кряжа, – присаживаясь к костру, пояснил Баурджин.
– Мы так и подумали. В следующий раз берите с собой людей для охраны. Хотя…
– Что – «хотя»?
– Все говорят, что разбойники никогда не нападают на дорожников.
Князь усмехнулся:
– Ну да – с них ведь нечего взять.
– А самих? – покачал головой Дань Ли. – Потом продать какому-нибудь работорговому каравану. В том же Турфане очень ценят сильных молодых рабов. Нет, я чувствую. Здесь что-то не так… Кстати, господин Бао, вас не так давно спрашивали.
– Спрашивали? Кто?
– Ваш больной товарищ, оставленный на попечении начальника яма. Похоже, он выздоровел, раз примчался сюда.
– Инь Шаньзей! – нойон обрадованно вскочил на ноги. – Так где же он?
– Кажется, у дальних повозок, где слуги.
Поблагодарив собеседника, Баурджин быстро зашагал на окраину лагеря. В наступившей темноте грозно урчали привязанные к повозкам собаки, однако никаких часовых, похоже, не выставлялось, да и вообще, дорожники вели себя довольно беспечно – жгли костры и никаких разбойников не боялись. По крайней мере, именно такое складывалось впечатление.
Иня Шаньзея нойон отыскал у дальней повозки – отойдя чуть в сторону от костра, он о чём-то разговаривал с Жэнем. Говорили тихо, но время от времени младший помощник следователя громко вскрикивал и широко разводил руками, точно рассказывал какую-нибудь байку.
– О! Нашёл себе нового слушателя! – донеслось от костра.
И тут же раздался взрыв смеха.
– Бедный новенький мастер!
– Интересно, о чём это они там говорят? – замедлив шаг, поинтересовался князь.
– А вы пойдите, послушайте, господин. Может, и вам будет интересно.