Синяя папка. Сережка. Давным давно была война...

— Везунчик, в рубашке родился! Никифорович! Если б не ты… Закопали бы мальца! — капитан искренне был рад чуйке сержанта. А ведь его разведчики проверяли — вдруг кто живой. А тут не понятно, толи сердечко еле стучало, толи посмотрели, что вся голова и шея в крови и посчитали, что с такими ранами не живут.

Сержант подхватил мальчишку на руки и побежал к тому месту, где санитары 99 мотоциклетного батальона оказывали помощь раненым.

— Девочки, помогайте — спасайте!

— Сержант! Ты рехнулся? Он же мертвый… Мы этого мальчонку уже видели, там в рядке — у него ж вместо головы … сам знаешь. — возмутилась военфельдшер.

— Да живой он! Теплый …

— Сержант… после огня все теплые…

— Вера, да сердце бьется!

И тут мальчишка еле слышно застонал.

— И правда живой… Только, не жилец… — начала было фельдшер.

— Да не умничай ты! — не выдержал сержант. — Смотри, что можно сделать!

Фельдшер стала аккуратно «колдовать» над мальчишкой:

— Голова разбита в двух местах, череп похоже цел, но это уже врачам смотреть, пока — перебинтуем, рана плеча, возможно — перебита ключица — пулевое… Большая потеря крови… очень большая. Если выкарабкается — счастливчик.

— Верочка! Ты же у нас Верочка — ты в нас веришь, а мы живем! Да он уже счастливчик — чуть живого не закопали!

— Ну, что? Выживет? — подошел капитан Субботин.

Товарищ капитан, много крови потерял, не понятно, что с головой… Будем верить! — улыбнулась фельдшер.

После успешной операции два врача — хирурга устроили небольшой «перекур».

— Лариса Михайловна! У меня — дежавю… — молодой врач-хирург постучал себя рукой по голове.

— Что случилось, Петр Васильевич? — поинтересовалась у молодого коллеги, повидавшая многое в жизни и на войне, майор медицинской службы.

— Вы знаете, что я был переведен сюда из СЭГ- 1857…

— И-и-и?

— Мы сейчас оперировали мальчишку, так вот, пулевое на груди у него штопал я, причем выписать мальчишку и отправить в суворовское должны были совсем недавно! Только мальчишка, за пару месяцев, будто стал крепче, рослее…

— Ой, Петр Васильевич! Они же растут как на дрожжах, мальчишки эти… Неужто не знаете? — улыбнулась Лариса Михайловна.

— Лариса Михайловна, только вот рана, что я зашивал, выглядит старой… Вы же сами ее видели и сказали, что у парня вся левая сторону уже в «дырках», что он — везунчик: и голова почти цела — небольшие пробития, и пуля два раза выше сердца прошла.

— А когда вы его оперировали?

— В ноябре, где-то в середине ноября 1943, если не ошибаюсь… Его должны были выписать из госпиталя, отправить на восстановление, а оттуда — отправить в суворовское, в тыл! А сегодня — 28 марта! Я его видел последний раз в середине февраля, он еле ходить начал, а потом меня направили сюда.

— Он, конечно, мог сбежать на фронт, но восстановиться… — высказала предположение Лариса Михайловна. — Может вы что- то путаете? Может, просто устали, и Вам надо передохнуть?

— Лариса Михайловна! А давайте на спор! Я Вам сейчас постараюсь вспомнить его приметы, даже как его зовут!

— Капитан, на шоколад? — поддержала спор майор.

— Обижаете, Лариса Михайловна! Я же знаю, что Вам он придает силы… С меня шоколад, а с Вас — обучение всем хирургическим премудростям!

— Ох, и хитрец, Вы, Петр Васильевич! Вы же и так, отличный специалист!

— Ну что Вы, Лариса Михайловна! Мне до Вас еще — ого-го, сколько учиться и практиковать!

— Не надо лить мед на сахар! Давайте, говорите Ваши приметы! — растаяла от комплементов майор. — А то уже пора оперировать следующего…

— Пара секунд… — молодой хирург немного задумался, вспоминая. — Зовут его Сережа… Сергей — Воробей.

— Воробей — фамилия? — не поняла майор.

— Так его в госпитале прозвали, Стреляный воробей — из-за ранений, а фамилия — незабываемая — Партизанов!

— Действительно — не забыть… Стреляный, говорите? Кроме пулевого в грудь и касательного слева по ребрам — есть еще?

— Именно! «Правое бедро», пулевое, медиальная широкая мышца, сквозное, чуть выше колена; сквозное, пулевое, «грудь — спина» Вы видели, я ее зашивал; касательное — ребра — тоже видели; ранение головы, касательное, над левым ухом! Кажется, все!

— А шрам в районе 9-10 ребра? Забыли? Неужто не заметили?

— Заметил, но его не помню… А еще не помню у него шрама на шее…

— Кто за ним будет ухаживать? — Поинтересовалась майор.

— Скорее всего, если к тяжелым, то Макеева и Свиридова, вот они и расскажут…

— Договорились, Лариса Михайловна!

Через 8 дней, вечером, в дверь комнатки Ларисы Михайловны постучались.

— Входите! Открыто! А, Петр Васильевич, что-то экстренное? — доктор сидя за столом посмотрела на открытую дверь.

— Нет, Лариса Михайловна, все спокойно… Только вот мне не спокойно… Вот Ваша шоколадка! — капитан сделал пару шагов в комнатку.

— Заходите, присаживайтесь… Рассказывайте по порядку — это другой мальчик?

— Он очнулся, назвал имя и фамилию — Сережа Партизанов! — грустно сказал капитан.

— Ну, так Вы правы оказались! Зачем шоколад?