Синие горы

По окну мелькнула тень от явно высокого человека, и тут же раздался стук в дверь.

— Да, да, входите, — обрадованно пригласила Света, которой не терпелось кого-то полечить.

В медпункт, старательно вытирая ноги, зашел мужчина лет тридцати, который слегка сутулился, скрывая гренадёрский рост.

— Присаживайтесь. Фамилия?

Мужчина опустился на кушетку, оберегая при этом ногу.

— Семён Писаренко, из строительной бригады.

— Что случилось?

— Да вот спрыгнул с крыши во время ремонта, да на доску с гвоздём. Думал — лёгонько, хватился, а крови уж полсапога.

— Ой! Снимайте сапог скорее!

— Да я уж помыл ногу-то в бочке, перевязал сам как смог. А мужики пугают столбняком. Говорят, сыворотку какую-то надо вколоть. Вы уж поставьте, а то прикинется болячка. А нам телятник срочно надо перекрыть, покуда дождей нет.

Уложив долговязого строителя на кушетку, Света сняла домашнюю повязку, внимательно осмотрела рану на стопе, промыла перекисью, обработала и крепко перевязала. Набрав в шприц препарат, не оборачиваясь, попросила:

— Раздевайтесь. Сейчас укольчик поставим.

Усевшись, Сенька расстегнул рубашку, оголил плечо, но Света остановила:

— Давайте в ягодичную мышцу.

— Каво? От придумала… — Покрасневший Сенька расстегнул ремень брюк. Но, как только Света приблизилась со шприцом, неожиданно побледнев, мягко свалился на кушетку.

Обескураженная фельдшер от неожиданности ойкнула, бросила шприц на лоток и стала торопливо искать нашатырь, который, как назло, куда-то запропастился. Успела ослабить ворот рубашки и со смоченным нашатырём шариком приблизилась к Семёну. И именно в это время в двери медпункта влетела молодая рассерженная женщина, раскрасневшаяся от бега:

— Так я и знала! Бессовестная. Ещё и халат напялила! — заявила она. Запыхавшись, оттолкнула Свету от Семёна.

— Погодите, в чём дело? Не мешайте мне! — Света взялась за ремень брюк, приспустив их, ловко вогнала сыворотку в положенное место.

— Я покажу, не мешайте! Ты зачем мужика моего раздела? Ещё и штаны снимать! Он просто ногу… — крутила она толстым пальчиком у носа докторши… — ногу гвоздём поранил! До этого тут была одна! Ишь ты, шалава! Нашлась на нашу голову! — выпаливала она обидные фразы прямо в лицо Свете, тряся при этом взмокшими от пота кудряшками.

— Да я хотела поставить укол противостолбнячный, а он упал, — пыталась было прояснить ситуацию Света, от обиды раскрасневшаяся не хуже незваной гостьи.

— Знаю я ваш укол! Вишь, зачастил тут! — затрясла жена за плечо Семёна: — Вчера ремонтом интересовался, сегодня уж развалился здесь, — оттолкнула горячим бедром Свету в сторону окна.

— Погодите, дайте, я приведу его в чувство! — буквально заорала Света и бросилась с ваткой в руке к Семёну. Тот, уловив нашатырь, открыл глаза, замотал головой, пытаясь понять, что произошло. Наваждение в виде ревущей жены не исчезало, и он устало опустился на кушетку снова, поплотнее запахнув ресницы.

— Я тебе приведу. Я вас обоих приведу! — никак не успокаивалась ревнивица, подступая так близко, что были видны мелкие капельки пота под глазами.

Неизвестно, чем бы это всё окончилось, если бы в историю сражения не вмешались неожиданные силы с фланга. Подкрепление обозначило себя ещё более громкими воплями, появившись перед медпунктом на боевой сельской тачке для мусора. Упираясь калошами в землю, толкала перед собой тачку уже знакомая Светке баба Катя. Побуревшее от натуги лицо залилось потом, платок сбился на самую макушку и выглядел более пиратской повязкой, чем смиренным старушечьим платом. На тачке восседала ещё одна старушка, худенькая до невозможности, но с отёчным раскрасневшимся лицом, заплывшим правым глазом и несуразно большой нижней губой, тоже нездорово распухшей.

Бабка Катя, привёзшая её, рассерженно толкнула крикливую ревнивицу:

— Уйди, полоротая! Фершал тут для дела приставлен, а ты со своими поревнушками! Она, между прочим, с Колькой моим сухарит. Иди-иди, Лизавета, тут, вишь, Людмилка наша того гляди глаза закатит…

Лизавета, так и не смирившись, бросилась прочь, размазывая слёзы по широким щекам:

— Ну, приди только домой, кобель, приди.

Света, тоже в слезах от несправедливости бабского оговора, снова сунула нашатырь строителю. Сенька, придя в себя окончательно, растерянно оглянулся.

Рассердившаяся не на шутку баба Катя командовала:

— Иди свою дурочку догоняй. Да, не дай бог, окошки вышшалкает докторше в доме. Я палномоченному скажу. Ей двадцать четыре часа дадут, штоб выехала с деремни!

Прихрамывая, Сенька понуро зашагал с крылечка в сторону калитки, вяло цыкнув на бросившуюся было за ним собачонку.

— А вы кого тут доставили и молчите? — Встрепенувшись, Светланка схватилась, как за соломинку, за исполнение своих непосредственных задач, к которым, собственно, и приставлена была. Порывисто, совсем по-детски всхлипнула, задавливая в себе слёзы, и приступила с расспросами к отёчной старушонке на тачке:

— Что с вами?

— Дак разве тут успеешь слово вставить? — развела руками баба Катя. — А Людмилку-то и не расспрашивай. Молчит после больницы. Пошти уж третий год ни тык, ни мык, паларизованая она, кровоизлияние было.