Синий билет

Марисоль, как и я, была сельская девчонка. Во время своего путешествия она играла роль многоопытной матери, хотя была сама очень юна и достигла пубертатного возраста, прежде чем это осознала. И если я позволяла девочкам идти на все четыре стороны и полагаться на самих себя, она старалась держать всех вместе, так они и двигались всей компанией по сельской местности. Я устыдилась того, что меня совершенно не заботило, как сложится судьба у других девочек. Я просто отпускала их восвояси. Я позволяла им попадать в беду, раз уж это им было суждено. Но ведь и со мной они поступали так же.

– У меня есть теория, – говорила она мне, – она заключается в том, что они следят за каждым нашим шагом, и им хочется узнать, как мы справляемся. Так что не забывай об этом. Тому есть масса доказательств.

Мы ехали всю ночь, горы сменились лесистой равниной. Было очень тепло. У Марисоль вся машина оказалась забита бутылками с водой: они катались под сиденьями, стукаясь друг о друга. Одну вскрытую бутылку она держала между ног, и когда я сменяла ее за рулем, она время от времени поила меня, прикладывая бутылку к моему рту. Я чувствовала близость ее рук около губ.

Время от времени мы останавливали машину и выходили пописать, широко распахивая дверцы, чтобы загородиться. Поначалу мы стеснялись друг друга, но потом перестали. Наши тела были функциональными и греховными.

– Внутри тебя сидит человек, – сказала я Марисоль, и она ответила торжественно:

– В тебе тоже.

– Мы русские матрешки, – сказала она, когда мы прекратили хохотать. – Внутри нас много разных людей. Ты никогда не задумывалась, каким будет твой ребенок?

– Мне не с чем сравнивать, – ответила я.

– Они – два незнакомца, которым предстоит с нами встретиться. Ты когда-нибудь боялась этой встречи?

– Теперь боюсь, – призналась я.

Я представила себе наших детей не как младенцев, а как двух высоких таинственных незнакомцев, направляющихся к нам по лунному пейзажу.

Когда мы остановились на парковке, Марисоль показала, что у нее лежит в багажнике. Консервы, пачки макарон и овсянки, сухое молоко и супы-концентраты, газовая плитка и запас газа в баллонах, столовые приборы в коробке. Я взяла в руки загадочную пачку без надписей.

– Это шоколад в порошке, – объяснила она. – Из армейского пайка. Высококалорийный.

Я не стала спрашивать, откуда это у нее.

Спали мы в машине, припаркованной у обочины. Марисоль сдвинула водительское сиденье назад.

– Предпочитаю спать сидя. Потому что если они подкрадутся, то не застигнут тебя врасплох.

– А ты их видела когда-нибудь? – спросила я, расстелив на заднем сиденье свой спальник.

– Иногда мне кажется, что да, – ответила она.

– Ты их боишься?

– Только иногда.

Ее дыхание замедлилось. А я не могла заснуть рядом с ней. Я вспоминала все наши прикосновения, как она дотрагивалась до меня или смотрела на меня. Я все старалась ее разгадать. Ведь ничего нельзя воспринимать как данность. Ее голова, чуть скособочившись, была прижата к подголовнику, волосы рассыпались по спинке сиденья. У меня возникло ощущение, что я оберегаю ее сон. Протянув руку, я дотронулась до кончиков ее волос и скоро уснула, свернувшись калачиком, не чувствуя холода.

15

В следующую ночь мы зашли в придорожный бар, чтобы посетить настоящий туалет и съесть настоящей еды. Марисоль заказала пару стаканов слабоалкогольного пива.

– Все нормально, – сказала она, перехватив мой тревожный взгляд. – Это отвлекающий маневр.

Она подняла стакан и залпом выпила половину, гулко глотая.

Я попивала свое пиво и, скосив глаза, невзначай изучала помещение. В этот поздний час в бар набилось полно народу. Мужчины были старше нас, они сидели, уткнувшись в свои стаканы, освещенные оранжевым светом ламп. Свет в баре был приглушенный, поэтому Марисоль и решила здесь остановиться. В конце барной стойкой сидела одинокая женщина, одетая в свободное темное платье до лодыжек, ее светлые волосы были заплетены в косу, и я подумала, что она вполне могла быть одной из нас, о чем и сообщила Марисоль, которая обернулась к ней, нахмурилась и пожала плечами.

Бармен принес наш заказ: ростбиф с галетами и соленые огурцы.

– Спасибо, – Марисоль улыбнулась ему широко и холодно, но непритворно.

Надо бы ей быть поосторожнее, подумала я. Бармен оторопел от ее улыбки.

– Если что-то еще понадобится, девочки, дайте мне знать! – сказал он. – Все, что угодно.

Он отправился к барной стойке, но я знала, что он теперь следил за нами.

Под столом я ковырнула деревянную ножку раз-другой ножом, который достала из кармана, потом положила его обратно.

– Схожу в туалет, – сообщила я Марисоль.

Стоило мне открыть дверь туалета, как я оказалась на полу. Меня обхватили сильные руки, рот зажали ладонью. Я попыталась ее укусить, но не смогла. Кожа была горькая на вкус, и мои рефлексы оказались не на высоте.