Синий билет

У меня возникло видение: я стою, коленопреклоненная, и ко мне, держа в руке топор палача, приближается доктор А в капюшоне. Было так странно видеть его вне клиники. Он казался расслабленным, даже веселым. Мне захотелось, чтобы он обнял меня и сказал, что произошла ошибка.

Но он открыл дверцу сверкающего красного автомобиля с белым салоном. Из автомобиля пахнуло кожей и отбеливателем. Я села сзади, не выпуская Нову из рук. Замки на задних дверцах тут же автоматически заблокировались. На зеркале заднего вида висел освежитель воздуха в виде распустившегося розового бутона. В углублении позади рычага переключения скоростей лежал пакетик полосатых карамелек.

– Хочешь конфетку? – спросил доктор А. Я отрицательно помотала головой, а он бросил карамельку себе в рот и завел двигатель.

Наши взгляды встретились в зеркале. Он мне показался помолодевшим, чуть ли не моего возраста. Он закурил, но окно не стал опускать. Я раньше не видела его курящим. И это зрелище вдруг все изменило.

– Итак, – выдохнул он. – Вот мы и встретились.

Граница

1

Ехали мы недолго, он довез нас до длинного плоского кирпичного здания, похожего на лотерейную станцию, в которой много лет назад решилась моя судьба. Наверное, я всегда буду оказываться в той же постройке, как бы далеко ни убегала. Эмиссары следовали за нами в своих автомобилях, припарковались позади нас и теперь выходили по одному, а мы молча сидели в машине, явно чего-то дожидаясь.

– Мне просто стало интересно, – заговорил он, словно читал мои мысли, чего я не исключала. – Ты никогда не проявляла склонности к материнству, и в этом смысле, могу сказать, как профессионал, ты была редким исключением. – Он обернулся и дотронулся слегка влажными пальцами до моей голой руки. Его пальцы стали поглаживать мое запястье. – Кроме того, мы с тобой через многое прошли.

Выйдя из машины, он завел меня внутрь здания, и мы зашагали по пустым белым коридорам, а потом оказались в тесной комнате с окнами на океан и одиноко стоящей кроватью с розовыми простынями и кружевным балдахином. Он присел на кровать и жестом пригласил меня сделать то же самое.

– Я помню своего сына в этом же возрасте. Когда я смотрю на новорожденных, всегда его вспоминаю. Можно?

Он потянулся к моей дочурке и забрал ее из моих объятий. Он обращался с ней как человек, привыкший иметь дело с младенцами. В конце концов, он же был отцом, и дома его ждала белобилетная жена. Нова захныкала.

– О, я не хотел ее потревожить, – сказал он. – Ну, знаешь ли, младенцы, они такие. Хотя, вообще-то, наверное, не знаешь.

Он коротко рассмеялся. Ткнул мою коленку своей, словно предлагая мне оценить его шутку.

Я очень устала. Мне хотелось его убить. Я бы его растерзала и съела. Я бы вымазала Нову его кровью. Мне было неприятно видеть, как он держит ее в своих больших красивых руках. Мне претила сама мысль о нем как об отце. И было противно думать, как он в саду играет со своими детьми в мяч или кладет их в кроватку.

Нова все еще плакала. И мое платье было мокрым от молока. Это было ужасно. И я тоже заплакала – от унижения. Оттого, что перед ним ощущала себя животным. Я словно вывернулась наизнанку, и теперь никакая сила не смогла бы вернуть меня в исходное состояние, я всегда буду мокрой и нездешней, с содранной кожей.

– Это даже интересно – видеть тебя такой, как сейчас, – заметил он.

Мне хотелось спрятать от него свое лицо, но вместо этого я в упор глядела на него.

– Я должен осмотреть вас обеих, – продолжал доктор А, положив Нову на кровать.

Он раскрыл свой саквояж: надувная оранжевая манжета тонометра, набор пробирок для крови, спирометр. Я долгое время не проходила регулярных осмотров, и теперь все эти штуковины казались мне атрибутами оккультного ритуала. Я капитулировала, памятуя о недавних переменах в моем теле. Следуя его указаниям, я сильно выдохнула, легла на кровать, раздвинув ноги, и позволила ему уловить сигналы моего тела. Мои ляжки были все еще перемазаны кровью, до самых коленей. Он промыл мне кожу водой с антисептиком, потом промокнул марлевым тампоном, а потом, когда я стала чистой, проник в меня рукой в латексной перчатке. Его голова оказалась между моих ног, и он глухо проговорил:

– Потребуются только два шва. У тебя небольшие разрывы.

Я почувствовала, как он сложил там куски ткани, причинив мне острую боль, а потом возникло какое-то непонятное ощущение.

– Не шевелись! – прикрикнул он.

В меня проник скребущий предмет, крохотная распорка – спираль. Мое тело напряглось.

– Нет! Нет! – воскликнула я.

– Я вижу, тебе хочется пошевелиться, – сказал он, – но если ты будешь двигаться, то нанесешь себе серьезный ущерб.

И я постаралась не шевелиться. Закончив свои манипуляции, он передал мне салфетку, и я поняла, что по моим щекам текли слезы. Он залез в свой саквояж и достал оттуда шприц.

– Антибиотик, – сообщил он. – На тот случай, если ты подхватила какую-нибудь заразу. Ты же хочешь быть здоровой ради ребенка, а? Дай мне руку, пожалуйста.

– Нет! – я отшатнулась. – Я не хочу.

– Честно, Калла, у тебя нет выбора.