Синий камень

Последние дни буквально пропахли весной; так, что даже маленький Федька, слывший меж ребят лежебокой, с приходом весны вставал спозаранку и бежал глядеть рассвет. Синева сумерек завораживала его детское воображение. Что-то красивое и праздничное чувствовал мальчик в эти минуты, что-то, что было лучше, чем новый год или день рождения. А потом, когда солнце вставало, он ложился в кровать и засыпал; и никто не знал об этом: о том, что лежебока Федька любит помечтать на рассвете, пока все спят. Вы, может быть, спросите: о чём мечтал Федька? И если уж вообще возможно описать данный предмет, то его грёзы были похожи на церковную молитву: в них все были здоровы, сыты и счастливы… все кого он знал – вся деревня, даже старший брат, который иногда поколачивал его. Но отчего именно молитва? Быть может, от того, что дети как бы там не было, черпают знание о благе из молитв. Даже слова, кружащие в голове Федьки, напоминали ектенью. И хоть в Стране Советов боролись с религией, но в крестьянских семьях до сих пор молились перед сном, а матери укачивали детей церковными напевами.

Сейчас, ёрзая на колкой траве, мальчик вдруг вспомнил одно из своих мечтаний…

Его брат Сашка тем временем вертел во рту травинку и рассуждал: – А Понт, – речь идёт о местном сорванце Пантелее, – пошёл дрова рубить и хватанул себе по ноге… на сгибе, где сустав. Три недели со двора не появляется. Я навещал, смотрел, вроде ходить уже может – зажило. Только в ноге курган величиной с коробок. Вмятина осталась, а внутри неё венка синяя пульсирует.

–Ужас, – съёжилась Тамарка, почувствовав, как внутри что-то холодеет.

–Да я знаю, мне говорил Сипыч, – откликалась Нинка, – я сама не пошла к Понту, не хочу рану глядеть.

Николка уже устал от девчачьего трёпа и хотел было прервать его колкой фразой, но тут в голове у него возник вопрос, который он не преминул тут же адресовать Сашке: – А если у него всё зажило, чего он гулять не выходит?

–Так родители наказали. Злятся, что рассёкся…

Нинка перебила, не дав закончить: – Не понимаю я этих взрослых, сами же сказали дрова колоть, сами злятся, что поранился. Это ведь с каждым случиться может.

Все на секунду замолчали и по ушам ударила звонкая тишина лугов, наполненная размышлением.

– Если и злятся они, то не на него… – с пониманием сказала Тамарка, хотела продолжить, но не стала. Николка готов был поклясться, что это сказала не она, а кто-то другой.

И опять наступило молчание. Потом дети говорили о школе, об уроках и учителях, о друзьях, о полевых работах, огородах, животных и снах.

– А мне пёс охотничий снился… – мечтательно вздыхал Сашка.

– А мне дом чудной… и будто я летала, – хвасталась Нинка.

– Мне ничего не снилось, – обижался Николка.

Федька шмыгнул красным угольком на месте носа. Маленькие глазки прошлись по небу, отражая его отсвет: – А мне ночью что-то синее снилось… большое такое; вроде камня какого-то… и я бежал быстро…

– Я во сне видела золотую рыбку Марфы Васильевны, – немного грустно начала Тамара.

– Ах, какая она была красивая, – подхватил Федька, – стояла в живом уголке…

– Ага, у ней чешуйки как в сказке блестели и все на неё смотреть ходили, – продолжала Тамара, – только перед каникулами…

– Всплыла брюхом вверх, – выкрикнул Сашка и захохотал, но Тамара взглянула на него и тот смутился.

– Жалко её, – вздыхая, добавил Федька.

– Ага, – согласился кто-то, и все затихли. Послышался шелест сосен вдалеке, и какая-то птица запела в сторонке.

Тамара особенно огорчилась смерти рыбки, потому как доверила ей свою главную мечту. В один из учебных дней, когда она осталась дежурной в классе и, помыв доску да полы, засмотрелась на беззаботные перемещения рыбки в аквариуме; неожиданно девочка начала рассказывать золотистому существу, похожему на лучинку, про свою жизнь: про корову Маньку, Тятю, Мамку, сестру и брата, про деревню и книжку, читанную недавно. А закончила признанием, что мечтает стать учительницей и оберегать маленьких деток.

«Рыбка, а рыбка, – сказала тогда Тамара, склонившись над аквариумом, – я хоть и не наивная и в сказки не верю, но ты бы со своей стороны могла мне хоть немножечко помочь. Ты же золотая, пусть и не волшебная, но исполни желание. Я это так… для себя говорю, рыбка. Не обращай внимания».

Так Тамара раскрыла свою тайную мечту, которой ни с кем не делилась. Это воспоминание слышалось ей сейчас в песне далёкой птицы. Ведь есть дети открытые, словно равнина, а есть закрытые, словно долина средь гор. Тамара была из вторых. Детям бывает трудно сказать, чего они действительно хотят. Быть может, они в глубине души видят, что хотят совсем не этого, а может от того, что думают, будто родители их не поймут. К сожалению, второе суждение не редко является правдой. Вот и родители Тамары – старшего ребёнка в семье, рассчитывали на её дальнейшую помощь по хозяйству, а не на её отъезд в институт, в город, к которому крестьяне всегда относились с недоверием; не на учительскую профессию.

Но общая задумчивость рассеялась.