Синий роман

Передо мной стояло три пары спортивных, несколько стоптанных ног. В руке одной из них многозначительно поблескивал мачете перочинный. Не большой такой, но вполне многообещающий ножик.

Всё. Надоело рассусоливать эту тему. Короче говоря, не подоспей вовремя начальник этих отморозков – Юра, носить бы вам с Аликом на мою могилу хризантемы. Очень люблю я эти цветы.

…и запой мне нравится. Хорошо там. Но как-то тревожно от того, что по утрам без пива посещают мысли о боге. А я по натуре агностик.

Пиво я не люблю. В противном случае, положил бы на табу и выдал спич-оду попускающему пивному дефекту.

                        Метель.

Пришёл Алик и, сказав: «С праздником», поставил на стол ещё одну пол-литровую ёмкость с водкой… да. Разнообразно провести день не удастся.

Как-то незаметно пролетело пятое время года – у каждого оно своё – и на город упал вечер. Ночь споткнулась.

Гамлет ел омлет и почитывал «Леди Макбет». Его шпага основательно затупилась (с её помощью он зарабатывал на жизнь, изготавливая зубочистки) и, поскольку точильщик был в декретном отпуске, она более ни на что не годилась. Разве, что для использования в качестве вилки.

К нему зашёл Отелло, весь чернее ночи.

Он перед этим Дездемону задушил.

Своею собственной могучею рукою.

За то, что та, не постирав платка,

завесой лжи во ржи укрывшись,

возьми и выдумай историю с изменой

(о, Брут, ты тоже тут!!!).

Лентяйка. Думала, сойдёт

ей это дело с рук.

Сначала нигер, взявши кнут,

собрался было выпороть родную,

затем подумав, мол, какого чёрта?

(ведь, всё равно, она урок поймёт едва ли)

Наняв двух плотников и заплатив вперёд,

Он виселицу сколотил

по-быстрому (ведь время поджимало)

и напоследок лишний раз спросив

(несчастная была уже с петлёй на шее):

«Где мой

платочек носовой?»,

но ничего в ответ не получив

(его post box забит был до отказа)

он со словами: «Сдохни же, зараза»

собственноножно выбил стул

из-под усталых тапочек её.

– Что случилось? – спросил своего чёрного брата Гамлет – большой, к слову сказать, почитатель рэпа.

– Ничего волшебного. Она меня достала.

Принц Датский знал о бесхозяйственности Дездемоны, а посему, его последующий вопрос имел скорее утвердительную, нежели вопросительную окраску:

– Похоже, тебе опять пришлось самому готовить себе яичницу?

– Да к этому уже привык я.

Тут похлеще дело.

Я дал ей свой платочек носовой

затем, чтоб от соплей моих она его освободила,

посредством порошка и мыла.

А эта сука выдумала бомбардира

и рассказала мне,

что он бомбил её и в хвост, и в гриву.

– И, что ты сделал?

– Убил её я на хрен.

До сих пор болтается…

Гамлет не понял, как может убитый человек где-то болтаться, спросил:

– Где?

– Ни где, а в чём. Она болтается в петле.

И злые чёрные вороны

клюют её глаза и уши.

Ну, и другие части тела тоже,

мне о которых, в столь прискорбный час,

распространяться как-то не с руки.

– Yo, DJ, что это с тобой?

Неужто вездесущий Вознесенский

забил твою курчавую башку

хорея с ямбом ерундой? – не заметив, что сам стал испражняться рифмой, спросил Гамлет у Отелло.

На мониторе утра нарисовалось солнце. Не сотрёшь. Где-то в потёмках предшествующей ночи эти двое бились над проблемой – почему же мавр вдруг стал излагать свои мысли рифмой? Версии, связанные с приготовлением Отелло по утрам собственными силами яичницы и затупившейся шпагой Гамлета, они отмели сразу, как несостоятельные, потому что далёкому предку Майкла Джордана постоянно приходилось готовить себе завтрак, но, однако раньше он не наблюдал за собой склонности к стихоплётству; а о том, что шпага Гамлета тупа, словно топ-модель, он вообще не знал.

– Быть может, смерть твоей супруги

так повлияла на тебя?

– Ерунда.

Не может смерть какой-то сучки

Так замутить мозги мои,

Что я вдруг пятистрофным ямбом

Стал излагать вдруг свои мысли.

Они ещё долго ломали голову в поисках причины, свалившейся на них метаморфозы, пока под сиянием Полярной звезды их не осенило: кто-то над ними издевается.

Я не знаю, каким образом, но они меня вычислили. Сначала, монитор моей машины погас. Затем, появившаяся на его экране, изумрудная точка стала излучать рассеянный, едва уловимый, но затем всё более отчётливый свет. Через минуту на нём появилась чёрная рука. Рука каллиграфическим почерком оповестила меня о том, что сейчас в мою дверь постучат.

В неё постучали. Встав из-за простуженного стола, я подошёл к двери и посмотрел в глазок. На меня пялились две вытянутые рожи. Одна из них принадлежала какому-то негру. Раньше мне никогда не приходилось общаться с представителем негроидной расы, и поэтому я, не смотря на предупреждения моего компьютера о мнимой опасности, с предвкушением чего-то необычного, открыл дверь.

Необычное не заставило себя ждать. Мне прямо в нос смотрело небольшое зло израильского производства, именуемое «Узи». Затем всё было коротко и просто, как смерть. Как смерть, разрывающая мои мысли и мозги, автоматная очередь. Боли не было. Это последнее яркое впечатление, запечатлённое моим, заляпавшим всю стену, мозгом. Потом всё погасло.

– Редин, пить будешь? – спросил меня пьяный Алик.

– Да, – сначала ответил я, а потом проснулся.