Держась за руки, они вернулись к гостям и остановились в начале ковровой дорожки. Им предстояло пройти ее всю до конца – в этом и заключался их свадебный обряд. В свое время Ло Цзиньсан предлагала жениху и невесте последовать древнему обычаю и прыгнуть через огонь, однако Цзи Юньхэ отказалась. Они с Чан И преодолели слишком много препятствий на пути к счастью и мечтали о мирной и спокойной церемонии, без испытаний и потрясений.
И все прошло в точности так, как они ожидали. Пока жених и невеста степенно шли по красной ковровой дорожке, даже непредсказуемый северный ветер не доставил им лишних хлопот, не растрепав ни одежд, ни причесок. В конце дорожки молодых поджидал Цюй Сяосин, которому поручили произнести поздравительное слово. В этот миг Цзи Юньхэ посмотрела в окно и увидела яркие огоньки в ночном небе. Они взмывали ввысь из разных уголков города, словно летние светлячки. Вскоре огоньки заполнили собой черное как смоль небо, придав ночному пейзажу романтический и чарующий вид. Цзи Юньхэ пригляделась и поняла, что это бумажные фонарики. Они кружились и плыли по небосклону, умножая сияние звездных россыпей. Казалось, в небе над городом разворачивается волшебное живописное полотно. Далекий свет фонариков отразился в глазах жениха и невесты, согрев молодоженов изнутри теплом и заботой жителей севера.
Цзи Юньхэ вслушивалась в малопонятную речь Цюй Сяосина, который невесть где раздобыл слишком заумный поздравительный текст, любовалась чудесной картиной за окном и ощущала безграничный восторг. Само звездное небо будто благословляло молодоженов от лица их усопших предков…
– Что это? – спросил Чан И, когда Цюй Сяосин дочитал речь.
– Это пожелания счастья, – ответила Цзи Юньхэ. – Северяне узнали о нашей свадьбе и шлют нам поздравления.
Чан И помолчал и сказал невпопад:
– Человеческий мир не был со мною жесток.
Цзи Юньхэ не поняла, почему тритон заговорил об этом. Она внезапно вспомнила пытки и боль, долгие муки и тяжкие страдания, которые выпали на долю Чан И. Но под пологом звездного неба, глядя на свет бумажных фонариков, тритон отрицал, что люди обошлись с ним жестоко.
Невеста едва заметно улыбнулась:
– Ты слишком добр для этого мира, Чан И.
56. Сон
Всю ночь бумажные фонарики неторопливо кружили по северному небосклону.
Завершив свадебный обряд, Цзи Юньхэ и Чан И устроили незатейливый банкет, напоили гостей чаем и распрощались со всеми, потому что у Кунмина, Цюй Сяосина и Ло Цзиньсан было полно дел. Они даже выспаться толком не успевали – где уж тут выкроить время для дружеской беседы?
Проводив гостей, молодожены вернулись в боковой зал, который служил им опочивальней. Цзи Юньхэ умылась, расчесала волосы и увидела, что Чан И сидит на краю кровати, нежно поглаживая пальцами вышитый на подоле рыбий хвост. Движения тритона были плавными, а глаза светились такой нежностью, что у Цзи Юньхэ защемило сердце. Она подошла к Чан И, встала перед ним и ласково положила руки ему на плечи.
– Обними меня, – попросила она и прикоснулась к серебристым волосам.
Вздрогнув, Чан И отпустил расшитый подол, обнял Цзи Юньхэ за талию и уткнулся лицом ей в живот – самое мягкое и теплое место на стройном теле девушки. Прикасаясь к Цзи Юньхэ, тритон чувствовал, как отступает холод, который жег его изнутри. Они тихо обнялись, не говоря друг другу ни слова, но это было лучше тысячи слов.
Спустя долгое время Чан И тихо сказал:
– Я не лишился хвоста.
– Что?
– Ты теперь мой хвост.
Он потерся лицом о ее живот, а сердце Цзи Юньхэ захлестнула волна нежности. Она обняла тритона покрепче.
– Мы с тобой единое целое.
– Да, – согласился Чан И, закрывая глаза.
Эта была самая теплая ночь с тех пор, как на север пришла весна…
Цзи Юньхэ не могла заснуть, и Чан И напевал ей на ухо колыбельную. Тихая песня тритона напоминала далекий шум моря. Она то баюкала, подобно волне, то журчала переливом звонкого родника. Под звуки милого голоса Цзи Юньхэ задремала.
Она медленно уплывала в мир грез. Во сне, где не смолкала песня Чан И, она увидела себя рядом с тритоном. Они стояли на берегу пруда внутри печати Десяти Сторон. Цзи Юньхэ с надеждой и предвкушением взглянула в глаза тритона, взяла его за руку и прыгнула в омут. Она верила, что мрак непременно рассеется, а поутру земля утонет в весенних цветах. Не будет больше ни мглы, ни уныния.
Цзи Юньхэ мирно спала под песню Чан И. Уголки ее губ приподнялись: казалось, ей снился прекрасный сон. Певучий голос тритона постепенно затих, и в опочивальне воцарилась полная тишина.
Чан И посмотрел на изогнутые в улыбке губы Цзи Юньхэ, на которые падал лунный свет. Уголки его рта тоже приподнялись. Чан И захотел прикоснуться к теплому лицу Цзи Юньхэ и протянул палец…
Оказалось, пока он пел, его руки припорошило инеем и сковало льдом. На кончиках пальцев отросли острые прозрачные иглы, при виде которых Чан И ощутил пронизывающий холод. Прикоснись он к лицу Цзи Юньхэ – такая игла пронзила бы тонкую, нежную кожу.