Синий Цвет вечности

И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть…
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла, была красна.

V

Нежданно появилась Ростопчина. Ее взволновал его быстрый уход от Карамзиных.

— Случилось что-то?

— Да нет, ничего. Случится — скажут!..

Бабушка даже от гостьи не умела скрыть своего недовольства ее приходом. Уныло юркнула в свою комнату. А когда он вышел к Андрею распорядиться столом, всё ж решила объясниться:

— И эта явилась? А ты знаешь, что у нее в Москве муж и трое детей — брошенные?

— Разве трое? Я думал, четверо! — сказал Михаил.

— И почему ты всё ищешь несчастий на свою голову?

— Я не ищу — сами находят!

Дети его не пугали. Что` дети? Он любил детей. Зато не выносил взрослых, давно растерявших детство в себе.

— Если б мать твоя бедная видела, что` ты сделал с собой, она б, наверное, запросилась у Бога обратно!

Он усмехнулся. Всё понял.

— Не бойтесь, родная! Я ж обещал, что не женюсь! Во всяком случае… — чуть помедлил, — при вас!

— Бабушка ненавидит меня? — спросила его Додо.

— Что́ вы? За что? Вот странные мысли, ей-богу!

Они выпили кофию с потрясающими пирожками, которые умел готовить только повар бабушки (начинка с рисом и с яйцом).

Потом Михаил прочел ей «Валерик», только что написанный. И как прочел! От начала до конца.

Уже затихло всё; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьям,
Ее тяжелым испареньем
Был полон воздух. Генерал
Сидел в тени на барабане
И донесенья принимал.

…и что-то чиркал себе. Михаил и сейчас помнил. Так и стояло перед глазами. Что он чиркал? Может, как раз то, что Михаил записал сейчас стихами?

«Храбрый и распорядительный командир Куринского полка, полковник Фрейтаг, сам впереди вел на кровавый бой своих куринцев… <…> Добежав до леса, войска неожиданно остановлены были отвесными берегами речки Валерика и срубами из бревен, за трое суток вперед приготовленными неприятелем, откуда он производил смертоносный ружейный огонь. <…> саперы, следовавшие в авангарде за 3-м баталионом Куринского полка, увидевшие, что войска остановлены местным препятствием, без всякого приказания бросились к ним на помощь, но они не были уже нужны храбрым егерям: помогая друг другу, они перебирались через овраг по обрывам, по грудь в воде, и вскочили в лес в одно время с обеих сторон дороги. <…> Бой продолжался недолго. Кинжал и шашка уступили штыку».[8]

Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там вдали грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы — и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он — зачем?

— Спасибо! — сказала Ростопчина, чуть слышно и без стеснения вытирая слезы. — Спасибо! Можно вас поцеловать?

— Такие красивые женщины не спрашивают!

— Перестаньте! И я не такая красивая! — и поцеловала в губы. — Мне хочется вас забрать! Можно заберу?

— От кого? — он улыбнулся. — От бабушки?

— Что` вы! Как вам такое могло в голову прийти? Я забрала бы вас от себя самого! Но это как раз то, чего вы не допустите!

Еще через день он читал «Валерик» у Карамзиных. Было много народу, и было душно от стихов. А ему — от того, что его слушали люди, которые никогда не были на войне и вряд ли могли поверить, что она такая. «…Зато видал я представленья, / Каких у вас на сцене нет…»