Он не прочел и вскоре вышел незаметно. Сказал лишь два слова Софи Карамзиной:
— Я исчезаю. Объясните как-нибудь!
Слышал при выходе, как кто-то спросил:
— Куда исчез Лермонтов? А стихи?..
На Гагаринской сразу подъехал извозчик. Он брать его не стал и пошел пешком.
Строки колотились в голове в такт шагам.
И не заметил, как очутился у дома Софьи Остафьевны, знатного в Петербурге борделя — мы уже поминали его.
Из ему предложенных он выбрал не самую красивую. Но она смотрела на него почти моляще. Не всё ли равно?
— Мне как вас звать? Господин поручик? — спросила она.
— Можно просто Михаил!
— Вы добры! — она уже раздевалась за ширмой.
— Я злой! Но тебе это не страшно!..
Она была немножко худа. Но в самый раз.
— Вы армейский? — спросила, укладываясь в постель.
— Да, с Кавказа.
— Не поверите! У меня там был жених — тоже офицер. Но потом он погиб…
— Я знаю.
— Откуда?
— Наверное, не раз слышал. Придумай что-нибудь другое, чтоб хоть здесь не скучать!
— Зачем вы так? — и заплакала.
— Прости! Я ж сказал тебе — я злой!
Он стал ее утешать. И утешение было долгим — и не сказать, чтоб совсем обыденным… и что оно не понравилось ни ему, ни ей. Он пробыл у нее довольно много времени.
— Не обижайся! — сказал он и протянул ассигнацию.
— Ой! — сказала она, пряча ее в чулок (она успела натянуть чулки). — А
— Не бойся!
В одних чулках она смотрелась прекрасно. Он даже залюбовался.
Внизу, в приемной зале, дама в капоре, из-под которого торчали рыжинки крашеных седых волос, приняла деньги учтиво, однако несколько отстраненно: мол, конечно, это важно — спасибо! — но не самое важное. Мелочи бытия.
— Вы давно у нас не были! — хоть вряд ли помнила его (не столь частый посетитель!).
— Да, давно.
— Вам понравилось у нас?
Он усмехнулся этому множественному числу.
— Очень.
— Ну… она вам рассказала, конечно, про жениха, который погиб на Кавказе? Благодаря чему ей пришлось…
Спросила насмешливо: мол, мы-то с вами, светские люди, понимаем, что эти женщины несут или способны нести!
— Оставим ей думать о себе, как ей хочется! — и скрылся за дверью.
Он не знал, о ком это было теперь, — но это было. И очутился вдруг у своего дома. В квартире, к удивлению, застал Столыпина.
— Куда ты пропал? Там все волновались.
— Я и пропал, чтоб волновались! Ты тоже беспокоился? Но ты-то знаешь меня!
— Оттого и беспокоюсь, что знаю!..
— Ладно, брось! Я, может, не заслужил права являться когда хочу, но хотя бы право исчезать…
— А где ты был?
— Где все мы бываем. Иногда! У Софьи Остафьевны.
— И девушка рассказала тебе свои беды — и почему она здесь?
— В точности! Знаешь, только… почему-то меня это меньше раздражает, чем все остальное!
IV
Поутру, за завтраком, бабушка снова стала наседать на него…
— Ты не хочешь все-таки встретиться с Меншиковым? Мне говорили, он искал адъютанта для Финляндии.
— Но я буду опять далеко от вас! — улыбнулся он успокоительно.
— А сейчас ты близко? Но я тогда тоже перееду в Финляндию.
В глазах ее показались слезы, а он не терпел, когда она плачет. Всегда готов был разбиться в лепешку — только б не плакала. В конце концов — кто он такой, чтоб приносить ей столько горя?
— Меншиков близок к государю! — сказала она с твердостью, отирая слезу.
— Тем более! — сказал Михаил, стараясь быть убедительней. — Так захочет ли он терять свое положение? И ради того, кто неприятен сюзерену?
— А ты уверен, что неприятен?
— Ну да. Чего только стоит поведение Бенкендорфа! Он, по-вашему, правда возлюбил так Баранта? Просто не хочет рисковать, вот и всё!
Он доел, чуть поспешая, яичницу и принялся за кофий.
— Закурить можно? — спросил виноватым тоном.
— Ну уж кури, что с тобой поделать!
Он все же попытался рассуждать:
— Все просили как могли — и кто мог… Жуковский говорил с наследником. С императрицей он тоже говорил. Известно, что названные сами также обращались по этому поводу к
— Но скоро помолвка наследника с принцессой Гессен-Дармштадтской!