Синий Цвет вечности

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.

И снится ей все, что в пустыне далекой,

В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет.[9]

— Ну что… Это хорошо. Даже прекрасно! — сказано было чуть с раздражением. — Вы — другое поколение!..

Но все-таки пошел хвастать к Плетневу:

— Я показывал тебе стишок этого немца про сосну? Посмотри! А у Лермонтова вышло.

— Пожалуй! — сказал Плетнев. — Только не увлекайся, как все увлекаются. Его забудут, как Полежаева!

— Ты думаешь?

— А ты не попросил для нашего журнала?

— Но ты ж знаешь, он в «Современнике» не печатается. А почему, спросим? Странный человек!

Потом Лермонтова заставили всё же прочитать эти стихи для всех. Он отнекивался. Но пришлось.

К нему подошла Додо:

— Вы не устали дуться на меня?

— Нет. Тем более что дуетесь явно вы.

— А нечего говорить всякую глупость, тем более в необычных обстоятельствах.

— Если вы еще объясните, в чем их необычность для вас…

— Вы злой, отвратительный, жестокий, черствый и просто нетерпимый человек! Ваша любовь — несчастье!

— Благодарю! Я всегда считал: ненависть женщины — это уже надежда!

— Проводите меня! Не то найду пистолет и застрелю вас, честное слово!

— Тут не найдете ничего подобного. Это приличный дом.

— Ничего, я поищу. Вы ж хотели в меня влюбиться, по-моему, — что вас останавливает?

«На плече, пришпиленный к голубому банту, сверкал бриллиантовый вензель; она была среднего роста, стройна, медленна и ленива в своих движениях; черные, длинные, чудесные волосы оттеняли ее еще молодое, правильное, но бледное лицо…»

Он снова видел Минскую и Лугина. И сквозь рокот голосов салона Карамзиных в нем пробивался какой-то текст. Он не знал какой. Было только внутреннее волнение.

Они вышли к ее карете. Он подсадил ее.

— Поедем ко мне? спросила Додо.

— Пожалуй!

«— Здравствуйте, мсье Лугин, — сказала Минская кому-то, — я устала… скажите что-нибудь!..

— И у меня сплин! — отвечал Лугин».

— А вы хотели в другое место? — понтересовалась Додо.

— Не думаю. — На самом деле он наладился к Софье Остафьевне. Но ничего не поделаешь!..

«У граф. В… был музыкальный вечер».

II ИЗ «ЗАПИСОК» СТОЛЫПИНА

В последние недели, может месяц, в Петербурге с Михаилом что-то доброе творилось. Он выглядел другим. Почти таким, каким был год назад, когда только явилась в свете — или в жизни его — Мария Щербатова. Когда ему бывало хорошо, даже насмешлив он был по-доброму. И раздражало его тогда немногое.

Я догадывался о причинах, но не хотел спрашивать. К тому же бабушка подала наверх слезное прошение, скорей мольбу, еще раз продлить ему отпуск, и мы ждали решения и снова полагали, что его наконец оставят здесь. Он тоже начинал надеяться, хотя ему это было тяжелей, чем нам. Он самому слову «надежда» слабо верил. Такова уж была природа его.

Я рассказал в свое время Бреданс о нем; потом, так случилось, много рассказывал… (Я ведь не сразу решился писать эти «Записки»! Да и сейчас не уверен, что их не сожгу.)

Она меня как-то спросила:

— Что, твоего друга никто так и не полюбил? Он не узнал любви?

— Да нет! Что ты! Его любили многие. Ну, не многие, может, только некоторые. Но всё же…

— А он? Кого-нибудь?

— Не знаю, не скажу. Нет, любил, конечно. Но еще больше боялся любви!..

— Почему?

— Не верил в нее, наверное!

Она повела плечиком и сказала тоном знатока:

— В любовь нельзя не верить — пока она есть. А когда ее не станет, тоже сразу видно. Нужно пострадать немного — и всё!..

Помолчала и, как свойственно женщинам, завела другую песню — она тоже была нелегка для меня…

— Если б ты женился на мне — я бы тебя любила, так любила! Всегда!..

— Правда? — сказал я. — Может быть… Но для этого мне пришлось бы разорвать столько связей… не с женщинами, прости меня Бог, но с семьей, с родней — и прочее и прочее… Всех их убеждать, всем что-то доказывать… И, если б я даже решился, это б заняло столько времени, что ты бы давно разлюбила меня сама. Не мы с тобой придумали этот мир. Его кто-то так придумал!..

Разговор наш был, как ни странно, в Лувре. Мне надоели эти катанья с нею в Булонский лес… как она ловит взгляды подруг, хвастаясь мной, или здоровается с возможными поклонниками.