Синий зонт

– Да и срочно. Зарплата не ух ты, но вовремя, стройка тихая, в охране одни деды. Завтра выйти сможешь?

Последняя ночь на морозе. Встретились утром, разговорились. Он бывший афганец, ну и я не промах.

– Послушай, Петрович, сам я колпинский, т. е. прописан там.

Вот полаялся со своей позавчера, ноги домой не идут. Давай сделаем так – я дежурю сутки за себя и сутки за тебя, но бесплатно, а ты воркуешь со своей зазнобушкой в своем Янино? Идет?

– По рукам.

Прошла моя смена. Все тихо и спокойно. Утром темень и стук в ворота. Выхожу, смотрю, Петрович подъехал. Ну, думаю, все, передумал. И в руках сумка к тому же.

– Что случилось?

– Да неловко как-то. Вот супа тебе привез, сала и поллитру. Когда узбеки работу закончат, хлопнешь.

* * *

После ряда переездов по городу судьба полностью поселяет меня на Серебристом бульваре в коммуналке, точнее наркопритоне. Отребье со всего района находит здесь себе приют и удовольствия. Остается только терпеть и ждать призрачных перемен к лучшему.

И перемены настали. Как-то неожиданно, с разницей в три месяца, в коммуналке появились два молодых человека. Один из них светлый добрый бродяга из Сибири. Художник, мастер тату, философ. Я взялся за кисти и дело пошло. Второй просто снял свободную комнату, был спортивен и молчалив, но отношения по-соседски были хорошими. И вот в одно прекрасное утро решил взять консультацию по живописи, но до художника не дошел. Перехватил спортсмен со стаканом в руке.

– Глотни, – сказал он.

Не успел еще сделать первый глоток, как понял – яд. Сознание потерял сразу. И вот я опять умер. Меня встретили отец и мать. Мама смущенно улыбнулась. Отец еле сдерживал эмоции. Его любимого сына, прошедшего все круги земного ада, отравили на доверии.

– Если ты скажешь «Нет», этот мир будет стерт с лица земли. Если ты скажешь «Да», то будут войны, но будет и мир, будут друзья и любимые женщины…

Я сказал «Да». Он что есть силы подтолкнул меня вверх.

– Ты сам найдешь нужные слова, чтобы найти начало начал.

Я нашел эти слова.

Глаза открылись, и я увидел себя в ванной. Художник, чтобы открыть мне рот, выбил мне половину зубов и заливал меня водой. Все прошло, никаких признаков отравления. Спортсмен пропал. А через пару недель в соседнем дворе был найден труп художника…

* * *

Все вроде хорошо, да что-то нехорошо. Надел на руку часы, именной подарок деда Николая на мое пятнадцатилетие, и все встало на свои места. Он ушел из жизни с мнением, что я просто длинноволосый шалопай, без стержня, пустой и ветреный.

Сел, закрыл глаза, и сразу пришло видение: последний серьезный разговор деда с отцом, где он впервые дал волю эмоциям. Отец спокойно пытался спустить разговор на тормозах: «Да не переживайте вы, дядя Коля, так. Ну, молодой, перебесится». Но дед выпалил: «Да я в свою молодость был лично…» и резко осекся.

Фразу закончил я сам: «… был лично награжден товарищем Сталиным!»

На этом видение окончилось.

Сижу, вспоминаю деда, его рассказы. Я до сих пор поражен его храбростью, хладнокровием, твердостью. Что делать не знаю. А в коммуналке редкая для лета тишина. Вечереет. А если бы сейчас дед сказал мне – встань и иди, уйди хотя бы на двое суток из дома, найди в городе место, где сможешь прожить никем не замеченным и чтобы это место было идеальным для засады. Докажи, что можешь.

Быстро накидал в сумку все необходимое, взял паспорт, денег на двое суток, закрыл дверь, выключил телефон, и ноги сами понесли меня в парк на Удельной. Побродил по парку и вот оно, то, что искал: моя пещера абрека. Вещи оставил рядом, посмотрел на часы – до утра выходило четыре полноценных часа на подготовку. Собрал в округе крупные ветки, завалил ими часть тропы, превратив ее в подобие бурелома. Из мусорных куч извлек жестяные банки и разложил в тех местах, где могут появиться люди. Взял сумку и уже собирался отнести ее в «пещеру», как понял, что между мной и ней стоит невидимая стена. Ночь, хоть и белая, но уже не то – конец июля. Достал из сумки коврик, постелил его на тропу, надел тюбетейку, подарок странного таджика, встал на колени и коснулся земли головой.

Вся моя жизнь с рождения пролетела перед глазами, именно те моменты, когда я делал больно самым близким мне людям, все переживания отца, деда, бабушек. Я думал, что еще немного и со слезами вытекут мои глаза. Как я потом представить смог свое появление перед ними. Прошу простить? Так это детская отговорка.

Сел, задумался, глаза просохли, а невидимая стена исчезла. Но что-то все равно держало. Посмотрел вниз на дорогу – никого, ночь ведь. Оглянулся на бурелом – никого. Справа корт и стадион – полная тишина. Тихо встаю, смотрю на светлое небо над стадионом. Ну подумаешь, вертолет летит, и снова взгляд на дорогу, а голос внутри говорит: «Не обманывай себя». Посмотрел еще раз: ну подумаешь, самолет летит. И снова взгляд на дорогу. «Не обманывай