Синий

– Он был такой веселый, храбрый мальчишка, – сквозь слезы говорит Ханна-Лора. – И знаешь, такой красивый! Для меня это, стыдно признаться, оказалось решающим аргументом: когда видишь такого красивого, кажется, ему везде будет хорошо. Тем более, если этот красивый – художник. Думала: будет занят по горло, не заметит, как время пройдет. Боже, какая я была дура! Какая наивная дура! Сама отправила мальчика на верную гибель в полной уверенности, что он – наилучший кандидат. Остальные-то как раз в нем сомневались, многие говорили, что это последнее дело – вербоваться в Мосты из-за несчастной любви, и были, конечно, правы, но я сумела их убедить. Если бы не мое красноречие, жил бы он сейчас дома и горя не знал бы. Ну, то есть знал бы, конечно, на то и жизнь, но…

– Вот именно, – мягко говорит Стефан. – На то и жизнь. Никто не знает, к кому каким боком она повернется, никто не может предвидеть всего, все мы иногда становимся дураками, никто ни в чем не виноват. Но ты плачь, конечно, так быстрей полегчает. Сам бы на твоем месте плакал сейчас.

– Ты плакал бы? Ты?!

– Да что ж я, не живой человек?

Ханна-Лора, не прекращая рыдать, отрицательно мотает головой.

– Да ладно тебе. Просто очень старый и умный. Но это, будешь смеяться, ничего не меняет. Только и разницы, что самых старых и умных больше некому гладить по голове. Но это как раз не беда: если уж ухитрился дожить до такого момента, когда старших вкруг не осталось, значит, со всем остальным, включая свою горемычную голову, как-нибудь справишься сам. А тебе справляться самой пока еще рано, – добавляет Стефан и ласково гладит Ханну-Лору по рыжим кудрям.

– Я, между прочим, может быть еще и постарше тебя, – огрызается Ханна-Лора, шмыгая носом, как школьница после неудачной контрольной. – Просто пока об этом не помню.

– Зато я помню, когда тебя воскресил, – говорит Стефан. – Совсем молодая была девчонка, всего-то две последние Исчезающие Империи пережила. Так что тебе пока еще можно быть дурой. С другой стороны, а кому нельзя?

Ханна-Лора улыбается сквозь слезы.

– Ну да, красиво жить не запретишь, как сказал бы сейчас… этот… о господи, вылетело из головы. Ну, твоя божья кара. Что-то я совсем плоха стала, вон уже имена друзей забываю. Так распускаться нельзя.

– Да все с тобой в порядке. Просто вспоминать стало нечего. Он сжег свои имена.

– Как это – сжег?! И зачем?

– Как именно – черт его знает. Лично я не умею, просто никогда не было нужно. А зачем, подозреваю, даже черти не в курсе. Слышала, как сейчас шутят: «Потому что могу»?..

– Врешь, – мрачно говорит Ханна-Лора. – Я же вижу, что врешь.

– Молодец, что видишь. Но все равно верь мне, пожалуйста. Так будет лучше для всех. И не старайся вспомнить, как его прежде звали. Хотя бы просто из благодарности. Если бы он не почуял неладное и не притащил на набережную свою подружку, которую заблаговременно, с присущей ему предусмотрительностью неизвестно где отыскал, ваш мальчик умер бы здесь, у нас. И к чему это могло бы привести, лично я даже думать отказываюсь. Потому что боюсь однажды додуматься. А я, ты знаешь, мало чего боюсь.

Ханна-Лора кивает, вытирая рукавом серебристой сорочки снова набежавшие слезы.

– Твоя правда. Для наших людей нет ничего страшней, чем умереть на Другой Стороне, сразу двумя смертями, быстрой, легкой своей и жуткой, медленной вашей. Нельзя, чтобы такое случалось с людьми. Никогда!

– Это во-первых, – Стефан зачем-то загибает палец, словно учит ребенка считать. – Но есть кое-что похуже. Мальчик был не просто заблудившимся путешественником, а Мостом. Ты вообще представляешь, во что может превратиться Мост, на одном конце которого ваш сияющий город, а на другом – не тоскующий по забытому дому живой человек, а мертвец? Если не представляешь, я тебе очень завидую. И от всего сердца советую: и дальше не представляй.

Ханна-Лора смотрит на него так, словно Стефан приставил к ее лбу пистолет. Наконец тихо, почти беззвучно произносит:

– Нет!

– Конечно, нет, – соглашается Стефан. – Эй, успокойся, все в полном порядке. Ничего по-настоящему страшного пока не случилось, мальчик умер дома, что, конечно, само по себе довольно печально, но со всеми рано или поздно случается. Глупо было бы всерьез жалеть ваших мертвых. У вас хорошая, легкая, сладкая смерть. Здесь, впрочем, тоже вовсе не так ужасно, как вам, баловням, кажется. Ну да, две смерти, одна из них не шибко приятная; с другой стороны, все же не сотня. Подумаешь – две… А вот мертвых Мостов на границе вам совершенно точно не надо. И нам их тоже не надо, факт. Поэтому надо уводить отсюда ваших людей.

– Как это – уводить?! – побледнев, спрашивает Ханна-Лора.

– Как, это тебе виднее. Как вы их уводите по окончании срока службы – за ручку? Или мешок на голову, и вперед?..

– Ты смеешься?

– Конечно. А что толку плакать? Потом поплачу, когда ты всех уведешь, и можно будет расслабиться, потому что самого страшного уже не случится, а остальное переживем.