Синица в руках

Утро для кумана-колдуна, было совсем иным, вроде как для того, кто после бодуна проснулся. Ортай добравшись до реки, раздевшись догола, пустил по течению свою старую одежду. Прощальный звон бубенцов когтем царапнул сознание. Одежда чуть проплыв, намокла и ушла ко дну, как ушли с ней последние остатки прежней жизни. Окунувшись, зачерпнул со дна черноватой, липкой муляки. Густо намазав нею голову, прихваченным у карабов ножом стал скоблить седую паклю мокрых волос. После головы, очередь дошла до бороды. Усы оставил. Теперь непонятно было, какому племени славян он мог бы принадлежать. Вот это-то и устраивало.

Места безлюдные. По-над рекой поросль терновника, ивняка и редких деревьев. В утреннюю спевку птиц, вклинился напев ранее редко раздававшийся в славянских лесостепях Сторонний наблюдатель очень бы удивился, глядя на прыжки и ужимки голого мужика, тянувшего ноты то заунывной, то наоборот разбитной песни. Притопывания и хлопки создавали рваный такт. Ортай камлал и опять без бубна.

Духи пришли на зов.

– О-о, камы ушедшие в небесные долины Тэнгри! Вас призвал и прошу помощи, родичей моих!

«Чего ты хочешь опять от нас? Разве мы только что не помогли тебе?».

– О-о, ушедшие в страну бескрайних пастбищ. Месть гложет сердце мое и ум мой!

«Кому ты хочешь мстить?».

– Князь Деян.

«Нет его среди живых. Мы не можем мстить тому, кто находится в чертогах славянских богов».

– Боярин Веденя.

«Нет его среди живых, и мы не можем мстить тому, кто находится в чертогах славянских богов».

– Когда их не стало?

«Князь ушел вчера, а боярина нет уже больше седмицы».

– Боярин жив, о-о родичи, ушедшие в страну небесной охоты!

«Ты сказал глупость, родич! Боярин мертв. Жив тот, кто прикрылся именем Ведени. Он не Веденя, он иной».

– Кто он?

Молчание. Кама в нетерпении озвучил просьбу:

– Мне нужен безымень!

Молчание. Ему некогда ждать! Посулил духам:

– Я готов отдать год своей жизни. Дайте мне безыменя!

Молчание. Что он может еще предложить им? Предложить тем, кому от него ничего не нужно.

– Я готов стать помощником темного божества, после того как душа покинет этот мир!

Совсем другой голос, с шипящими нотками, словно ветер пошевелил ковыль в родной степи, прошептал ответ.

«Ты сказал, я услышал. Ты получишь безыменя. Я сделаю для тебя даже больше, чем ты хочешь»…

Уходя, от заимки узкой тропой, погружаясь в лес, обошел несколько хитрых ловушек, про которые помнил. Потом и вовсе прошел полосу препятствий, включившую в себя и прохождение по дну оврага. Почва отличалась от песчаных грунтов южных территорий Руси, и лес не делала светлым. На его пути встретилась даже заболоченная торфяная поляна. Слух ласкает щебет птиц. Хорошо! Даже легко после всех перипетий ближайших дней.

Вот и снова тропа. К обеду узкая айна вывела из лесного предела, соединилась с неширокой луговиной, за которой бликовала на солнце вода реки. Вот по луговой полосе и пошел в сторону Крома. Если все сложится, то к закрытию городских ворот успеет.

У осинника выступившего пупом из основного лесного массива, еще издали заметил людей. Шаг не замедлил, наблюдая продолжил движение. Ну подумаешь, трое мужиков устав от хождения пешедралом, отвернувшись к лесу, сидят и отдыхают. Оружия при них не так что и заметно. Так чего огород городить? Но остеречься стоит. Принял ближе к реке. Между тем, один из отдыхавших обернулся. Смотрит улыбаясь как старому знакомому. Точно знакомец. Лицо его видеть доводилось. Только где? Тот приветственно помахал Лиходееву рукой. Придется подойти.

Подошел. Поприветствовал, вблизи рассматривая лицо знакомца.

– Здравы будьте, люди добрые!

Испытал удивление от того, что двое остальных так и не повернулись к нему, промолчав, не ответили на приветствие. Зато тот, кто призывно махал рукой, откликнулся, все еще лыбясь:

– Здрав будь, добрый человек!

Смотри-ка жест и тот знаком. Видел где-то, а вспомнить не может. Странно! Память что ли отшибло? Старость? Вида, что сомневается в чем-то, не подал, лишь спросил:

– Мыслю, знакомы с тобой. Только припомнить не получается, кто ты?

Улыбка на лице человека кривится сарказмом.

– Не узнал? Ха-ха! Как же? Ведь я это ты.

– Не понял.

– Что непонятного? Иди вон хоть в речное отражение вглядись.

Обернулся еще один из троих сидельцев. Лицо серьезное, но как две капли воды, похожее на улыбчивого.

– И я это ты. Признаешь ли?

– И я тоже! – поворачиваясь, обозвался третий.

Дурдом на сваях! Ну и что это может быть? Колдовство? Только зачем? Кому это нужно? Окинул мельком округу, вдруг еще желающие быть ним, где-то под боком прячутся. Рука непроизвольно нашарила рукоять сабли. Спросил, понимая что весь этот спектакль добром кончиться не может:

– Ну и дальше что?

– Дальше? – улыбчивый охотно шел на словесный контакт. – Дальше, ты бы нам упростил положение, если бы вот сейчас пошел к реке и сам утопился. Поверь, возиться не очень хочется. Твой малец, который от тебя в город шел, ох и повеселил нас перед смертью. Как там его звали?

Спросил обернувшись к своим подельникам.

– Свиром. – Подсказала одна из двух колдовских сущностей. – Потешный мальчуган был! Ха-ха! Пока не потонул.