Синица в руках

С-суки! Что ж это делается? Пацан-то тут при чем? Настроение Лиходеева упало ниже плинтуса, при этом он сам стал улыбаться этим трем скотам, создавшим проблему на пустом месте. С ним так часто бывало. Чем хуже на душе, тем улыбчивей на лице.

– Ребя-ята, давайте жить дружно! Ну, на фига нам конфликтовать, если вы, это я?

– Так ведь по-иному не получится. Сами-то мы добряки, только сущность у нас такая. Смотри сам.

Улыбчивый показал пальцем на сидевшего крайним.

– Вон тот ты, который угрюмый, по какой бы дороге ты ни пошел, ни поехал, наведет на тебя татей. Поверь, он мастер. Если даже ограбить и убить хотеть не будут, что верится с трудом, все едино попрутся убивать. Ха-ха!

Угрюмый кивнул, поражая схожестью лица с лицом Егора.

– Вот этот ты… О-о-о! Он натравит на тебя тайные службы любого княжества. Прилюдно убьет кого или ограбит. Даже не сомневайся в его способностях. Нет-нет, не своими руками. Тут мы пасуем, но вот… А, ладно! Ну и наконец я, который ты. Ха-ха! Ополчу на тебя твоих же друзей. Правда, весело?

Лиходеев придвинулся поближе.

– Ну и как ты разыщешь моих друзей?

– Это просто. Залезу к тебе в голову и прочитаю мысли, а дальше решу с кого начать, к кому первому придти. Задумка нравится?

Егор метнул дареную чакру в ненавистное лицо улыбчивого. Дисковый снаряд, несущий смерть, сорвавшись с кисти, пролетел сквозь голову улыбчивого, не ощущая преграды и не чиня вред, врезался в осиновый ствол, там и застрял.

– Ха-ха! А я ведь считал тебя умным. Ладно. Топиться, я так понимаю не будешь, поэтому дальше тянуть и мы не будем. Что там у тебя в голове? Посмотрим, кого ты там любишь.

Улыбчивый блаженно прикрыл глаза. Голова Егора взорвалась болью. Прикрыв ладонями виски, он сложился пополам, словно загнанный волк извергнув из себя вой.

– В-во-у-у-у!

Через потухающее сознание прорвался старческий голос, не раз слышимый ним в критические моменты безысходности.

– Ой, ты Свет, Белсвет, коего краше нет. Ты по небу Дажьбогово коло красно солнышко прокати, от, онука Дажьбожего Егора, напрасну гибель отведи: во доме, во поле, во стезе-дороге, во морской глубине, во речной быстроте, на горной высоте бысть ему здраву по твоей, Дажьбоже, доброте. Завяжи, закажи, Велесе, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, чернецу и чернице, упырю и упырице на Егора зла не мыслить! От красной девицы, от черной вдовицы, от русоволосого и черноволосого, от рыжего, от косого, от одноглазого и разноглазого и от всякой нежити! Гой!

Уже в средине наговора боль отступив, пропала. Лихой открыв глаза, лежа в траве наблюдал за корчами весельчака. Корежило того не по-детски, а под конец раздуло. П-пуф-ф! Разнесся звук по округе, словно в ошметки лопнул мыльный пузырь гигантского размера. На оставшихся двух нежитей произошедшее с их подельником, произвело впечатление.

– Минус один! – поднимаясь на ноги, довольным голосом произнес Лиходеев. – Ну! Кто еще хочет попробовать комиссарского тела?

Две колдовские нежити не стали дожидаться чего-то непонятного со стороны смертного, прозаично исчезли, оставив Лихого одного.

Времени прошло много. После того, как колдовская братия в одночасье слиняла, еще долго стоял в раздумье, анализировал всевозможное развитие событий. Конечно жаль парня. Погиб на пустом месте, только за одно то, что свел знакомство с Лихим, и за желание помочь вписаться в реалии жизни. И чего ожидать от двух отморозков, имевших возможность выдавать себя за него? Потом стронувшись с места, размеренно быстрым шагом пошел в сторону города.

Когда солнце зашло за кроны деревьев, а сумерки легли на реку и полосу луга, точно осознал, что к закрытию ворот не успеет. Ночевать под стеной или в обугленном от недавнего пожара посаде охоты совсем не было. Чтоб не привлекать ночных двуногих к свету костра, вдруг такие объявятся, как обещал улыбчивый, раздвинув ветви терновника, отделявшие луг от леса, просочился через них. Сам лес, как живое существо, встретил его нейтрально, как встречают попутчика в поезде. Видеть видишь, а знакомиться не торопишься. Сильно вглубь не полез, выбрал место с ополицей, захватывающей просторную дугу за стеной терновой шторы. Расположился, даже сапоги снял, сетуя на то, что сполоснуться к реке не пройдешь даже в полураздетом виде. Поцарапаешься о колючки. Сапоги с онучами отложил в сторонку, чтоб не нарушали эстетику лесного воздуха, костерок развел. Темень египетская, солнце-то село. Развязав лямки изделия РД, исполненными местными умельцами, всученного при расставании Кряжем, обнаружил там съестное. О-о! Шмат сала в тряпице, кус вяленого мяса, сыр твердый как камень и добрый ломтина черствого хлеба. Живем! Спасибо тебе караб. Ежели увижу когда, отдарюсь. Смотри-ка, баклажка! Что-то в ней булькает, значит и от жажды умереть не придется. До реки идти все меньше и меньше хотелось, а после перекуса пить точно захочется. А он с самого утра в непонятках, чего там за спиной в средневековом сидоре положено. Только разложил еду на кусок ткани из под развернутого сала, как услышал неожиданный в подлеске звук.