Когда пришла пора собирать урожай, дни стали морозными и свежими. Эвадна вместе с семьей работали от рассвета до заката, собирая и отжимая оливки. А с наступлением ночи собрались в общей зале, преломляли хлеб, делились историями и пели.
Четыре луны минуло с тех пор, как Эвадна покинула Митру. Четыре луны минуло с тех пор, как Эвадна вернулась в Изауру. И она наконец-то снова начала петь. Внезапно у ворот раздался звон колокольчика.
– Ах, кто бы это мог быть? – задался вопросом Грегор.
– Наверное, глашатай, дядя Грегор, – отозвалась Майя, которая в данный момент помогала Эвадне.
– Но он приходил несколько дней назад, – сказала тетя Лидия, хмурясь и бросая свой фартук в телегу с оливками.
– Я пойду и посмотрю, чего он хочет, – быстро вызвался Лисандр, как будто ему не терпелось бросить работу. Он спрыгнул с лестницы, с помощью которой собирал урожай с вершины дерева, и, побежав вверх по тропинке, исчез за углом виллы.
Эвадна не прерывалась. Ей хотелось сосредоточиться на ветках, на оливах, на движениях своих граблей. Работа притупляла разум и мысли, которые мешали ей спать по ночам, за что она была благодарна.
– Боги мои! – воскликнула тетя Лидия, и все устремили взор на тропинку.
Эвадна увидела направляющуюся к ним Хальцион, чьи бронзовые доспехи сверкали на солнце, на ее лице сияла широкая улыбка.
Каждый член семьи поспешил к ней навстречу, и Хальцион обняла всех по очереди, оставив Эвадну напоследок. Эвадна заметила блеск в глазах сестры, блеск, которого она давно не лицезрела.
– Мы не ждали тебя до святого дня Ари, – сказала Федра, и они побросали свою работу, чтобы вместе с Хальцион вернуться обратно на виллу.
Хальцион действительно была поглощена работой в Абакусе. Эвадна и не надеялась столь скоро увидеть Хальцион. После смерти лорда Стратона легион остро нуждался в ее сестре.
– Я взяла перерыв, – сообщила Хальцион, когда они вошли во двор. – Хочу помочь с уборкой урожая.
Эвадна увидела, как после этого заявления ее отца распирает от гордости.
– Давненько ты не сгребала оливки, Росток.
Хальцион рассмеялась. Она оставила свою лошадь во дворе и сейчас подошла к кобыле, отвязывая седельную сумку.
– Да, отец. Но не волнуйся: я помню, как это делать.
Лисандр предложил отвести лошадь Хальцион в конюшню, а Хальцион прижала к себе седельную сумку, как будто в ней спрятано нечто ценное. Она снова взглянула на Эвадну, на что сестра приподняла бровь, как бы спрашивая: «В чем дело?»
– Я действительно вернулась домой, чтобы помочь с уборкой урожая, – призналась Хальцион, доставая кожаную сумку. – Но есть и другая причина…
Она вытащила что-то объемистое, плотно завернутое в полотняный кулек.
– У меня есть посылка для Эвадны.
Хальцион протянула кулек сестре, но та лишь молча уставилась на него.
– Вот, сестра. Возьми.
Эвадна взяла в руки тяжелый полотняный кулек. Он был обвязан кожаным шнурком, с которого свисал небольшой кусок папируса.
На клочке папируса ужасным почерком было выведено:
Майя, подкравшись к Эвадне со спины, наморщилась, пока пыталась прочесть его.
– Боги, какой ужасный почерк! Как ты вообще можешь читать это?
У Эвадны перехватило дыхание. Она почувствовала тяжесть мешка и знала, что находится в нем, знала, чья рука написала это кривое послание. Она встретила взгляд Хальцион. Хальцион, которая лишь улыбнулась, а в ее глазах плескался восторг.
Не сказав ни слова, Эвадна повернулась и помчалась на виллу.
– Эва?
– Отпусти ее, Федра, – сказал Грегор, а затем добавил, обращаясь к Хальцион: – Ты уверена, что не имеешь ни малейшего понятия о том, что находится в сумке?
– Ни малейшего намека, отец.
Эвадна взлетела по лестнице, не обращая внимания на боль в лодыжке, и ворвалась в свою комнату, едва не хлопнув дверью. Сердце бешено колотилось, дыхание участилось. Она медленно подошла к своей кровати и положила сверток на пол, внезапно опасаясь открыть его.
Дрожащими руками она развернула льняной кулек. Девушка вытащила два разных свитка, которые были ей знакомы. Один из них был толстым и красивым, с позолоченными ручками. Другой – изящнее и проще, с гладкими ручками из ясеня.
Она обвела их взглядом. Словно воссоединяясь с двумя давно потерянными друзьями, хотя она никогда не держала их в руках, никогда не писала в свитках. Но это делал Деймон. К ее величайшему изумлению и любопытству.
Эвадна взяла папирус, увидев на другой стороне еще одну надпись.
Эвадна забралась на кровать и положила позолоченный свиток себе на колени. Он был толстым, тяжелым, и девушка, глубоко вздохнув, открыла его.
Ее приветствовал его почерк, кривой и испестренный чернильными кляксами. Со словами, написанными его правой рукой. И она принялась читать их.