Сёстры меча и песни

Выйдя за Стратоном из лавки ювелира со сверкающим на руке амулетом, Эвадна задумалась, как заслужить доверие семьи. Если она будет вести себя почтительно и выказывать свое уважение, быть может, они начнут доверять ей достаточно, чтобы разрешить посетить каменоломню.

Это казалось немыслимым, но пока она следовала за командором обратно через рынок, мечта подарила ей невероятный заряд сил. Она немного расслабилась и посмотрела на амулет. На гербе Стратона был изображен меч. На одной стороне клинка красовалась полная луна – дань уважения Ари. На другой, как дань уважения Магде, – выгравировано солнце. В их семье смешались и кровь богини солнца, и кровь богини луны.

Неудивительно, что один из детей Стратона унаследовал магию. Божественное в их крови укоренилось очень глубоко.

Мужчина вел Эвадну по рыночной площади. Торговцы сновали туда-сюда у своих прилавков, к пекарю выстроилась огромная очередь. Сладкие ароматы пирожных смешивались с вонью рыбы, ослов и нагретого солнцем железа, отчего глаза Эвадны наполнились слезами. Она скучала по глинистому запаху рощи.

В конце концов, они прошли через железные ворота и оказались в закрытом внутреннем дворике, – среди высоких белых стен, украшенных зеленеющей виноградной лозой. Здесь собралась группа людей вместе с лошадьми и повозками. Эвадна остановилась, осознав, что семья командора и их слуги уже были готовы покинуть Абакус. Когда девушка заметила, что привлекла внимание всех собравшихся, ее лицо вспыхнуло ярким румянцем.

Эвадна не была среди них желанной гостьей.

Она не знала, куда ей идти и что делать, поэтому замерла на месте, наблюдая, как Стратон подходит к своей жене-целительнице, которая смерила Эвадну холодным взглядом. Он наклонился, чтобы прошептать что-то леди на ухо, и ее светлые волосы зашевелились от его дыхания. Эвадна отвела глаза и посмотрела на их дочь. Девушка была одета в новый красивый хитон, а на лбу у нее по-прежнему мерцал серебряный венец.

Она восседала на серой кобыле, отвечая Эвадне непоколебимым взглядом, пока ее брат Деймон не подтолкнул своего гнедого жеребца ближе к ней.

Маг был единственным, кто не смотрел на Эвадну. Как будто ее не существовало в его мире. Это породило в ней странные чувства, беспокойные. Каких-то несколько часов назад он послал соловья к ее окну. Держал ее за руку, окутывая своим волшебством.

И теперь ей казалось, что она вовсе невидима для него.

Он что-то сказал своей сестре, и та переключила все свое внимание на брата.

Эвадна, наконец, почувствовала, что может дышать, и уставилась в землю – в самое безопасное место для взгляда.

– Эвадна из Изауры, – объявил Стратон. – Я полагаю, всем известно о том соглашении, что она заключила вчера с архонтом. Она займет место своей сестры в моем доме на следующие пять лет.

«Подними глаза, – сказала себе Эвадна. – Не бойся. Подними глаза и встреться с ними взглядом».

Сделав это, она тут же заметила отразившиеся на лицах слуг неприязнь и отвращение. У каждого на левой руке имелся амулет, как и у нее. И все же она никогда не чувствовала себя более отчужденной и одинокой.

Тоска по Изауре, родителям, ее семье захлестнула девушку с новой силой, отчего у нее перехватило дыхание.

«Не думай о них», – приказала себе. Но боль в груди Эвадны не утихала.

– Вы будете обращаться с ней как с равной, – продолжал объяснять Стратон своим слугам, которые смотрели на него с мольбой и отчаянием. – Она находится под моей защитой, и пока служит этому дому и исполняет свой приговор, я не позволю, чтобы с ней случилось что-то плохое.

Он остановился, посмотрев на стоявшую рядом с одной из повозок пожилую женщину.

– Тула? Я бы хотел, чтобы ты взяла Эвадну под свою опеку. Узнай, какое занятие ей подойдет, и убедись, что у нее есть все необходимое. А теперь давайте возвращаться домой.

В ответ на просьбу господина Тула склонила голову, но, последовав за ней, Эвадна увидела на лице женщины отвращение. Словно Эвадна была грызуном, с которым ей надо поскорее разобраться.

– На что ты годишься? – сухо спросила Тула. Она была невысокой женщиной, но крепкой и жилистой, словно кустарник, который бросает вызов горе и растет прямо их скалистой расщелины. «Не из тех, кого стоит раздражать или злить», – подумала Эвадна.

И что Эвадна должна была ей ответить? Стоит ли поведать Туле о тех днях, когда она трудилась в роще, о тех днях, когда давила оливки, пока те не превращались в золотое масло? Должна ли рассказать о каждом своем утре, когда она вставала спозаранку и шла возделывать сад, сажать семена, выкорчевывать сорняки, следить за саранчой и, наконец, собирать урожай? Как она пекла хлеб, солила рыбу и собирала орехи, как зашивала прорехи на одеждах своей семьи, как натирала полы на вилле до тех пор, пока те не начинали сиять, словно отполированный пол в храме Магды?

– Я могу делать все что угодно, – ответила Эвадна.

– Хорошо. Можешь начать с ночных горшков.

Тула повернулась и направилась к одной из повозок.