Сёстры меча и песни

Она прониклась настойчивостью Фелиса. Ее глаза встретили его беспокойный взгляд.

– Что он может хотеть от меня? – отмахнулась она, но Фелиса это не убедило. Нет, своими темными и проницательными глазами он как будто видел девушку насквозь. Это заставило ее содрогнуться, пусть Фелис больше и не обладал способностью проникать в разум. Хальцион отвернулась от него, но он продолжил: – Он причинил тебе вред, Хальцион?

– Я справлюсь.

– Посмотри на меня.

Хальцион ощетинилась, но повернулась и посмотрела на мужчину. Только тогда она все поняла, прочла это по его испещренному морщинами лбу.

– Ты знавал Макария раньше. Вот почему ты не удивлен, что он пробрался на каменоломню, что он настроен против меня.

Фелис молчал, но его сожаление было очевидным.

– Я был одним из его учителей в Дестри.

– Он уже тогда представлял угрозу?

– Когда-то он был хорошим учеником. Одним из лучших в моем классе. Но он легко поддавался влиянию, склонить его на свою сторону было проще простого. Со временем он присоединился к группе товарищей, которые наставили его на мрачный путь.

Хальцион подумала о скрытых в тени противниках королевы Нерины, стремящихся свергнуть ее. Она знала, что Макарий был одним из них. Болиголовом, марионеткой Селены.

И чем дольше Хальцион смотрела на Фелиса, тем отчетливее понимала, что в нем тоже скрывается нечто большее.

Никто здесь не был таким, каким казался на первый взгляд.

Ей хотелось расспросить его о Макарии, но над ними, на одной из верхних троп, внезапно раздался глухой удар, а затем стон.

Фелис и Хальцион, подняв глаза, увидели стоящего на коленях Кассиана, которого рвало прямо в карьер.

– Думаю, ты доказала свою теорию, Хальцион, – сказал Фелис нерадостно, как будто не хотел в это верить.

– И что мне с этим делать?

Она почувствовала, как ее собственный желудок сжался от издаваемых Кассианом звуков недомогания. Хальцион отвернулась и сделала еще один глоток воды из кувшина.

– Я пока не знаю, – прошептал Фелис, возвращаясь к работе. – Но мы что-нибудь придумаем.

План Фелиса состоял в том, чтобы Хальцион забирала у стражника свою миску с отравленной кашей, а по пути к столу как можно больше выплескивала через край: это должно было создать видимость, что она поела. После она ставила свою миску и принималась ждать, пока один из охотников за реликвиями не придет отнять ее. Как они поступали каждый раз. Даже когда они замечали, что Фелис выпивает лишь половину своей каши, а другую отдает Хальцион. Даже когда тех, кто забирал кашу, через несколько часов начинало тошнить.

План продержался целых два дня, пока стражник не обратил на это внимание.

На двенадцатое утро в каменоломне Хальцион проснулась и стала ждать, когда откроется камера. Она слышала, как с лязгом открываются клетки других заключенных. Видела, как те проходят мимо, направляясь в столовую. Но дверь ее камеры оставалась запертой на засов.

В конце концов, подошел стражник и подсунул ей под дверь миску с кашей.

Она молча уставилась на нее. Последние два дня, в течение которых яд не проникал в ее тело, она чувствовала, как к ней медленно, но неумолимо возвращаются силы. Но теперь она, похоже, оказалась в тупике. Ей придется либо съесть отраву, либо остаться голодной.

– Я останусь здесь и буду смотреть, пока ты не проглотишь каждую каплю этой каши, – сообщил стражник.

Хальцион не ответила. Она села на свою койку и сняла сандалии.

Стражник простоял весь день, изредка косясь на нее. У Хальцион не было ни еды, ни питья. Она легла на живот и закрыла глаза, стараясь погрузиться в свои мысли, чтобы набраться решимости. Когда заключенные вернулись в камеры на ночь, стражник покинул свой пост. Но вскоре он вернулся, прихватив еще четырех мужчин, и они вихрем ворвались в камеру Хальцион.

Чтобы удержать ее, потребовались силы троих. Четвертый открыл ей рот, и они насильно влили в нее кашу.

Она захлебывалась, задыхалась.

– Не вздумай убить ее, ты, болван, – прорычал один из них.

Большую часть каши она выплюнула на стражников. Но часть все-таки проникла внутрь, и яд начал согревать ее горло, закипать в желудке. Когда стражники оставили ее в покое, она вызвала у себя рвоту.

Прошло еще два дня, настолько похожих друг на друга, что Хальцион с трудом видела между ними разницу. Она чувствовала, что слабеет с каждым днем: ее мысли путались, тело болело, а легкие казались налитыми тяжестью, как будто в них стояла вода. Вскоре Хальцион начала кашлять кровью, и тогда она подумала, что смерть близко.

Она лежала на своей койке и смотрела в стену. На камне просвечивался рисунок, который, должно быть, выцарапал заключенный, сидевший в камере до нее. И чем дольше Хальцион изучала камень, тем больше успокаивалась. Высеченная на стене огромная змея всколыхнула дальний уголок ее памяти. Нет, это была не просто змея, а василиск, и у нее перехватило дыхание от восторга.

Василиск.