Сиреневая драма, или Комната смеха

перед ними и раболепствовали… да что там говорить, чтоб от этого ещё больше

хотелось их целовать и расцеловывать.

Да, надо сказать, что Время в это время уже давно стоит – правильнее

сказать, сидит в ложе, в бельэтаже ли, в бенуаре, в пушистом облачном

амфитеатре и, приставляясь (не преставляясь, а приставляясь) время от времени

к хорошенькому Opernglas2 (если бы это происходило не так давно, я подумал

бы, что этот биноклик сбагрил ему господин Коппелиус… хотя, вполне, вполне

возможно – существует же связь времён, а у нас тем более – речь идет о самом

Времени), так вот Время сидит и, вместе с другими божественными

величинами, которые сегодня не в числе представляющих, а в числе

1Йозеф Гайдн, «Сотворение» (оратория). Почему цитата не прямо из Библии? Потому что в Библии мы читаем,

даже можем представить, как рассказывает историю один человек, пусть и великий и мощный, но один. А здесь

у нас поёт хор, хор славит пеньём.

2Театральный бинокль (нем.).

46

наслаждающихся театральным действом, отсматривает комедию. Ему видно

всех сразу.

Представили сцену? у замочной скважины, Гермес Соглядатайствующий -

то правым, то левым глазом; внутри, в кузнице с полыхающим горном, Афина

Измеряющая – то линейкой, то кронциркулем; Гефест Соображающий всё ли

поставили на место; Прометей Радующийся (неплохие названия для отдельных

драм, порядка эсхиловых «Прометей Прикованный», «Прометей

Освобождённый»). Прометей радуется, что неплохо получилось…

Действие продолжается: Гермес, входящий, вкладывающий душу… и

следующее явление: впархивает Эрот; именно впархивает, потому что по

отношению к Эроту – входит, вбегает и даже влетает неприменимо. Эрот

Порхающий или Впархивающий. На крыльях любви порхают, а не летают, как

ветер, орлы или совы. Эрот впархивает по заранней договорённости с Гермесом

(конечно же, тоже не посвящённый в коварный замысел, а приглашённый так,

просто, на праздник, на торжество по поводу рождения новой Kreatur, и чтоб

подарить прославленному титану Прометею (так, мол, просил Зевс, мол, по его

просьбе), подарить любовь к невиданно-ещё-доселе-прекрасному существу.

Эрот впархивает и – ни здравствуй, ни прощай – накладывает на тетиву

отравленную стрелку, натягивает лук и… Иапетионид хватается за сердце,

сопротивляется, у него приливается кровь к лицу, но он – он же железной,

титановой титан воли – и он берёт себя в руки. Гермес, видя, что коварный

замысел может сорваться, провалиться, и он тогда окажется на грани, за

которой всё остальное бессмертие ему придётся стенать под кромешной пятой

Тартара, не видя божьего света, сквозь зубы шепчет Эроту: «Стреляй, стреляй,

подлец, ещё раз, иначе сидеть нам с тобой вместе, всю оставшуюся жизнь в

мрачном Эребе и играть в поддавки с Ночью и с этим уродом Бриареем». Эрот

замешкался, растерялся, испугался, хотя, по большому счёту – он сам мог

довести любого до того, что тот отправится и к Бриарею, и куда угодно… да что

там говорить… Но, «ещё раз» не повредит… как говорится: контрольный

выстрел, и Эрот наложил снова наложил стрелку, натянул снова лук… и тут

загремело вокруг, затарахтело, заорало и в кузницу ввалилась толпа куретов с

корибантами, а за ней сам Тучегонитель в сопровождении богов и богинь.

Стрелка самовольно сорвалась с тетивы, полетела, рука, как сказали бы,

дрогнула и…

…вот, наконец и пришёл наш час, чтоб все поняли, что ружьё, если уж оно

висит – обязательно должно стрельнýть.

Сирень, куст сирени.

Его заранее притащили сюда монтировщики и поставили в нужном месте

(куст сирени у нас, в сиреневой драме… какой-то… всё его таскают…

персонификация какой-то странной силы, которая может сильно

воздействовать, но сама притащиться на место воздействия не может, и,

поэтому, её притаскивают), притащили и поставили в нужном месте. Как будто

бы кто-то заранее знал – где, когда и что, должно было произойти.

47

Стрелка летит, но обмишуренная, оцарапывает Пандору, пролетает мимо

Иапетова сына, пробивает маленькое окошечко (в кузницах всегда маленькие

окошечки, чтоб не выпускать драгоценное тепло) и втыкается прямо куда?

Теперь все, конечно, ха-ха-ха! знают, в нашу сирень, прямо здесь же за

окошечком и цветущую, прямо сюда, за окошечко доставленную фальшивыми

монтировщиками. Что происходит? Все уже, тоже знают. Если до этого Сирень

просто цвела (хотя может и «просто» хватило бы), то теперь она начинает

исходить, истекать, полыхать и извергать так, что может не только уязвить и

зашибить, но и укатать, и отутюжить. Афродизиаки проникают прямо в

разбитое стрелкой для этого окошечко, и от их морока сама Афина (все знают –

девственница по определению) каким-то не свойственным ей взглядом смотрит

на Гефеста, а молотобоец, под таким взглядом, краснеет так, что краска

пробивается сквозь слой копоти на его одухотворённом лице. Прометеево же,

титаново сердце, и так уже продырявленное стрелой, начинает плавиться, как

золото в тигельке, пока не превращается в подобие золотого медальончика с

портретомголенькой Пандоры (вы знаете такие медальончики-сердечки – когда-

то, когда ещё был в моде рустикальный стиль, вы помните, от слова rusticus,