Карвер помотал головой:
— Нет, наоборот. Он вышел из игры. Теперь и мухи не обидит.
— А ты избавился от партии грязной «восьмерки»?
Он не ответил.
— Зейн…
— Я хотел разобраться, что с ней не так. Варщик облажался или кто-то дряни подмешал.
— Кто варщик?
— А тебе-то что?
— Эта дрянь попала в вену семнадцатилетней девчонки.
После долгого молчания Карвер сказал:
— Я спрятал товар до выяснения.
— И?..
Он осушил бокал и снова налил себе коньяку.
— Сегодня проверил, а брикет исчез.
— Куда исчез? Где он лежал?
Карвер замялся, а потом кивнул на письменный стол.
Земля ушла из-под ног. Я на миг утратил дар речи.
— Я…
— Что?
— Накануне вечером я привел Изабель сюда, в кабинет, — сказал я. — Оставил ее на пять минут, пока говорил с Сарой Джейн. Я хотел отвезти Иззи к родителям, а оказалось, что у нее квартира неподалеку.
— Черт. — Карвер задумался, а потом спросил: — Его нашли?
— Что?
— Брикет. Нашли его в квартире?
— Нет. — Я наконец-то сообразил, что он имеет в виду. — Значит, он все еще там. Если она не продала или не передала его кому-нибудь.
Мы оба вскочили.
— Надо его найти. Немедленно.
— Пошли, — сказал Карвер и сгреб ключи со стола.
16
Мы ехали уже минут пятнадцать. Ни словом не обмолвились о том, что будет, если грязная «восьмерка» попадет на рынок. Перед отъездом Карвер коротко и настойчиво объяснил что-то Зажиму и Саре Джейн, потом вернулся ко мне в коридор.
— Аванс устраивает?
Я кивнул.
— Начинай отрабатывать.
На повышенной скорости мы въехали в город. Карвер словно бы высматривал старые притоны. Места, где в лучшие времена его друзья, любовницы и враги торговали «восьмеркой». Он так давно ушел с улиц, что там не осталось ничего знакомого — ни мест, ни людей. Всех смела волна городской регенерации.
— Есть один тип, который наверняка знает, появился ли на рынке грязный товар.
Карвер удивленно покосился на меня:
— Клоп? Ты про Клопа, что ли?
— А что?
— Издеваешься, да?
Я выждал с минуту, дав ему обдумать мои слова.
— Ну и куда мы едем?
Он молчал, будто не услышал вопроса.
— Зейн…
— В черно-белый город, — бросил он.
— В Бернсайд?
Он утвердительно хмыкнул, и дальше мы ехали в тишине. Я надеялся, что ошибаюсь насчет пятен краски в Фэйрвью. Чем дальше мы удалялись от центра, тем темнее и страшнее становились улицы, тем меньше было прохожих. Ни смеющихся девушек, ни задиристых парней. По краям дороги стояли старые букмекерские конторы, сожженные заколоченные пабы. Мы ехали по берегу Эруэлла к городской окраине, на север, в уродливую промзону.
В городе предпочитали не вспоминать о Бернсайде. Полиция обходила район стороной. Даже Франшиза туда не совалась. Я настороженно оглядывал окрестности. Свет фар выхватывал из темноты здания, дороги, бесполезные дорожные указатели: вывороченные из земли, повернутые в неправильном направлении, закрашенные. Полицейские машины заплутали бы в этом лабиринте, а в первом же тупике их забросали бы бутылками с зажигательной смесью или еще чем похуже. Краем глаза я углядел знакомые черно-белые разводы, там и сям мелькавшие на стенах.
— Хреновое место, — сказал Карвер.
— У тебя здесь есть знакомые?
— Были.
Я посмотрел на него.
— Одна из моих курьеров, — сказал он, не отрывая взгляда от дороги. — Эдди. Газетчики утверждают, что, когда производство переместили за границу, такие промзоны лишились души. На самом деле никакой души тут и не было. Без Зажима девушки сюда не ездили. Здесь в одиночку работать опасно. Бернсайдеры хоть и сдулись, но все равно тут рыскали. А торчки девчонок сразу хватают. В общем, я слишком поздно узнал, что Эдди подсела на иглу. Думала, что сможет держать себя в руках, колоться только в клубах, но наркоманы без дозы долго не выдерживают. Эдди начала воровать деньги из общака. Надо было ее приструнить. А я упустил момент. Однажды у нее вышел запас, и она приехала сюда в одиночку.
— Какой она была?
— Бойкой, веселой. С понятиями. Попалась смайлерам, один ее держал, а другой воткнул ей в ухо шприц. Впрыснул «восьмерку» прямо в мозг, глянуть, что будет.
Я посмотрел в окно.
— Тебе все это не надоело?
Он не ответил, но я и так все понял. Уход Франшизы освободил нишу для подлых, беспринципных барыг, таких как бернсайдеры, которые продавали наихудший товар из возможных.
Чернягу.
Она сжигала людей изнутри. Сатти утверждал, что видел тут наркоманов-кратерщиков. Они не дают заживать вене, в которую постоянно колются. Пробоина собирается рубцами, как растресканные, сморщенные губы. Тогда я не поверил Сатти, но сейчас это было похоже на правду.
Мы ехали по улицам, мимо серых бетонных построек, заляпанных черно-белой краской. Полуразрушенные остовы были нарочито уродливыми. Неотъемлемая деталь облика промзоны. Напоминание людям о том, что сюда приходят только работать.
— Я бы снес тут все нафиг, — сказал Карвер. — До последнего кирпичика.
Мы остановились у массивного заброшенного склада. Карвер то ли знал это здание, то ли выбрал самое жуткое. Присмотревшись повнимательнее, я заметил на стенах облупившиеся, растресканные черные и белые пятна.
Сатти был прав.