Сирены

Он крепко сжал руль. Я посмотрел на часы. Мы выехали из Фэйрвью больше часа назад и покидали Бернсайд ни с чем.

Поразмыслив, я сказал:

— Если бернсайдеры заполучили грязную «восьмерку», то не станут сбывать ее на своей территории.

— А начнут торговать на моей, — согласился Карвер, взял мобильник и набрал номер.

В динамике раздался голос Зажима:

— Ну что?

— В Бернсайде его нет, — ответил Карвер. — Проверь все бары, начиная с «Рубика». Если нас хотят подставить, товар попытаются сбыть в городе, а не здесь.

— Никто ничего не знает. Или не говорит. Кстати, возникла еще одна проблема.

— Какая?

— Я на громкой связи?

Карвер приложил мобильник к уху.

— Удрал? — переспросил он.

Они наверняка говорили о бармене из «Рубика». Партия товара уплыла в канализацию. Судя по всему, бармен пустился в бега. И как теперь узнать, что именно связывало его с Изабель?

Карвер говорил тихо.

— Опроси всех. Ищи повсюду. Пообещай награду. Отыщи грязный брикет. — Он отключился.

Несколько минут мы ехали в тишине.

Я вдохнул поглубже.

— Клоп.

На этот раз Карвер ничего не сказал.

— Товар готовят и сбывают каждый день, — продолжил я. — «Восьмерку» рвут с руками на черном рынке.

Он по-прежнему молчал.

— Если бы кто-то предлагал целый брикет, Клоп бы знал.

— Он псих обдолбанный.

— Ну, от встречи с ним мы ничего не потеряем.

— Кроме моего терпения, — буркнул Карвер и, помолчав, добавил: — Пусть Зажим с тобой сходит.

— Мистер Спокойствие? Нет уж, обойдусь без него.

— Отправишься к Клопу в одиночку? Похоже, я чего-то о тебе не знаю.

— Тут налево, — попросил я. — Ага, мы с ним давние приятели.

Карвер больше ничего не сказал. То ли брезговал, то ли удивился.

17

В городе Клопа считали живой легендой. В свое время он был самым рисковым героиновым наркоманом, шакалил по-черному, подбирал такие остатки наркоты, к которым не прикасались даже самые законченные торчки. Он находил особый кайф в использовании чужих игл, смешивал коктейли из остатков в шприцах.

Своим прозвищем он обзавелся, соскочив с иглы. Он сексуально возбуждался, глядя, как ширяются другие. Когда он ушел в завязку, то стал еще больше времени проводить с наркоманами. Особенно с молодняком.

Его называли Клоп, потому что он терся среди юных торчков и, захлебываясь слюной, смотрел, как они ширяются. Пока их колбасило, он обцеловывал им руки, подбираясь к месту укола, и с утробным урчанием присасывался к пробою. Клоп реально угрожал здоровью окружающих, поскольку был ходячей заразой и мог похвастать полным набором вирусов гепатита в крови.

Клоп стал культовой фигурой среди геев. Под сценическим псевдонимом Длинноногий Дядюшка он устраивал транссексуальные и БДСМ-перформансы в нелегальных саунах и подпольных секс-клубах. Снимал экзистенциальные артхаусные порнофильмы. Публиковал сборники своих плохих, но популярных стихов и сбывал прочие художества по сотне фунтов за штуку.

Он приобрел скандальную славу в среде багчейзеров. Молодые парни, для которых заражение вирусом иммунодефицита было вопросом престижа, с пугающе самоубийственным энтузиазмом преследовали любую возможность. Клоп практиковал незащищенный секс с теми, кто считал честью подцепить от него заразу. О нем ходили самые невероятные слухи, по большей части оказывавшиеся правдой. Он разговаривал интеллигентно, носил вещи, сшитые на заказ, и чрезвычайно гордился своей противоречивой натурой.

Клоп жил за Александра-парком, в перестроенной бывшей церкви. Карвер остановил машину на противоположной стороне улицы, не глядя на дом.

— Если я через десять минут не вернусь…

— Да хоть вообще не приходи, — сказал он.

18

Я перешел через дорогу. Было за полночь. От десяти секунд спокойной ходьбы и холодного воздуха кружилась голова. Я нажал кнопку домофона. Здание отремонтировали и осовременили. Бернсайд словно бы остался где-то в другом мире, что не могло не радовать.

— Да-а-а, — монотонно выдохнул скучающий голос.

— Уэйтс.

Молчание, а потом:

— Входи, красавчик.

В интерьере преобладали спокойные пастельные тона, что совершенно не вязалось со скандальным имиджем Клопа. Потолок просторной гостиной пересекали массивные балки. За фортепиано сидел юнец с голым торсом и играл не самую известную сонату Бетховена.

По кровати в центре комнаты медленно елозила целующаяся парочка в трусах. Сначала я подумал, что это два парня, но потом сообразил, что один из них — девушка с короткой стрижкой, плоской грудью и андрогинным лицом с острыми скулами. Яркая люстра освещала низкую кровать в японском стиле. Парень с девушкой не обратили на меня внимания.

Изможденный тип на диване напротив лениво потягивал красное вино. Он был одет с гротескной претензией на женственность: пышный розовый парик, туго затянутый корсет и мини-юбка. Довершали образ яркий макияж, колготки с блестками и красные туфли на каблуках.

— Детектив Уэйтс, — сказал он, не отрывая взгляда от целующейся парочки. — Уж простите, вставать не буду.

— Мне надо поговорить с Клопом. — Я прислонился к стене, ощутив струйки холодного пота на спине.

— А его нет. Развлекается где-то, засранец этакий. Хочешь повеселиться?

— Нет, спасибо.