Сиротки

– Она сама не знает, что делать дальше, – продолжал Фубар, низко склонившись к Морре. – Я рассыпаю по пути блазнивку. Когда Рейнар вернется, Такеш сможет пойти по следу. Но я понятия не имею, как сообщить ему о том, что произошло.

– Они пошлют за нами. – Морра схватила Фубара за рукав. – Нет, постой! Найди моего сокола! Позови! Он должен быть где-то здесь…

– Хорошо. А теперь заткнись. – Фубар взял флягу с вином и вытащил пробку зубами. Толкнув Морру на землю, он прижал ее и мотнул головой, давая понять, что говорить больше нельзя: они и так привлекли внимание Шарки и Дэйна.

Морра вдруг осознала, в каком идиотском положении оказался Фубар. Его вообще не звали на миссию, а он, как всегда, потащился за своим бывшим господином, чтобы пересказать ему дурацкую теорию о гибели Свортека. Воспользовавшись этим, благородный Рейнар впутал его защищать Морру… Ясное дело, у Фубара теперь нет никакой охоты слушать ее планы. Он ей не слуга. Он даже Рейнару уже не слуга. Он вообще здесь не должен находиться!

Больше они с Фубаром не говорили. Шарка сварила суп из зайца (в лагере они нашли целую кучу тушек) и налила каждому по миске. Поели в угрюмом молчании. Затем Фубар взял меч и подобранный в лагере арбалет и вышел на дежурство. Дэйн, прижимая к груди кинжал Урагана, закутался в спальный мешок и уснул, вздрагивая во сне, как щенок. Шарка осталась сидеть у костра: она обхватила руками колени и, не мигая, глядела в пламя.

Уже проваливаясь в сон, Морра почувствовала прикосновение к своей руке – и вцепилась в эту прохладную и твердую руку. Ладонь была больше мальчишеской, но меньше мужской, без мозолей, оставленных рукоятью меча и поводьями коня… Это она!

– Прости меня, – раздался шепот.

Почему она не продумала заранее, что ответит на извинения? Очевидно же, что совестливая Шарка пришла бы рано или поздно извиняться! И что теперь делать: отшутиться, огрызнуться, растрогаться? А как бы ответила сама Морра, а не Тлапка?

Лихорадка замедляла мысли, и на ум не шло ничего путного. Зато в груди росло резкое, сильное отвращение к самой себе: к вопросам, к расчетам, к тому, что она, обычно такая хитроумная, не может ничего придумать…

– Тебе больно? – спросила Шарка, не дождавшись ответа.

– Да, – призналась Морра. – Но это пустяки, пройдет.

– Ты во второй раз спасла мне жизнь, а я хотела тебя бросить. Испугалась. Какая же я дура!

– Не говори так. – Морра наконец собралась с мыслями, но каждое слово казалось тяжелым и неуклюжим. – Я по-прежнему понятия не имею, что это было, кто ты такая и что там натворила. Но я увидела солдат и поняла: кем бы ни были эти мудаки, я должна тебя защитить, насколько хватит сил.

– Я ведьма, Тлапка. Поэтому мы и сбежали из города. Это единственное, чего я тебе не рассказала. Я сама не знаю, что им надо от меня. Я не хотела этого всего, не хотела…

Шарка замолчала, надолго. Морра решила, что на этом ее исповедь закончилась, но едва она собралась открыть рот, как девушка вновь заговорила:

– Когда тебе станет лучше, мы уйдем. Не знаю куда, у нас с Дэйном нет никого. Но вам с Фубаром нельзя отправляться с нами. Я не позволю, чтобы из-за меня пострадал кто-нибудь еще…

– Хорошо, – выдохнула Морра и отпустила руку Шарки. – Делай, как считаешь нужным.

Та поднялась с колен и вернулась к костру, оставив Морру содрогаться от боли и старого, почти забытого отвращения к себе. Какая сентиментальность! Сентиментальность и слабость, беспомощное сочувствие, над которым Свортек только посмеялся бы презрительно. Не тому он ее учил, не к тому готовил…

Она ощутила рядом движение и вдруг поняла, что Шарка уложила свой спальный мешок совсем рядом, а ее рука снова скользнула к руке Морры, улеглась в ладони и переплела пальцы. Морра попыталась придвинуться ближе, но плечо и бедро вспыхнули жаром. Она едва дышала, удивленно рассматривая веснушчатое лицо, пока веки не сомкнулись и она не погрузилась в сон, полный огня и абсурда.

Когда они проснулись, Фубар уже накормил лошадей и хлопотал над завтраком. Целую ночь он отдежурил в одиночку, отчего выглядел теперь помятым и постаревшим, но воинская выдержка давно научила его черпать силы из какого-то внутреннего источника.

Шарка тоже проснулась раньше Морры и уже собирала вещи. Неужто переплетенные руки и ее неуклюжие извинения были бредом? За ночь новая повязка пропиталась гноем и коричневой кровью, и ни на чем, кроме боли и ужаса, Морра теперь не могла сосредоточиться. «Есть ли жизнь без правой руки?» – мрачно думала она, глядя на суетящихся спутников. И как долго продлится этот путь в никуда, прежде чем Шарка и Дэйн, как обещали, покинут ее и Фубара?

Плана по-прежнему не было. Фубар предложил углубиться в лес, чтобы отойти как можно дальше от тракта и дать Морре возможность залечить рану. После этого Шарка и Дэйн пойдут своей дорогой. Однако даже без учета телеги, для которой пришлось бы прорубать путь через подлесок, этот план был полон изъянов, а уж с ней превращался в полный абсурд и пустую потерю времени – чего, как догадалась Морра, и добивался Фубар.