Сиротки

Теперь просиял уже Хоболь: его угрюмое лицо покрылось мелкими морщинками, обнажились желтые зубы. Улыбка не красила старика. Люди за спиной Хоболя тоже засмеялись. Они подошли уже совсем близко; теперь Морра сумела их рассмотреть, но верить своим глазам ей не хотелось.

О нет, это были не просто охотники, добывавшие в лесу пропитание для своих нищих семей… Оружие у них было неплохое – по крайней мере насколько удалось его рассмотреть в ножнах и за спинами. Да и одежда, выкрашенная в серый и черный цвета для маскировки, сшита была добротно; такие плотные плащи с кожаным подкладом далеко не каждому по карману. Их волосы были убраны совсем не так, как велит мода. Одни заплели их в косы, другие сбрили: в Бракадии так стригли только заключенных и преступников. У некоторых на лицах и руках красовались татуировки, которые также карались как пережиток языческих традиций…

Вопрос Дэйна вдруг перестал казаться смешным.

– Я же говорил, что верю только в Яна Хроуста, – ответил Хоболь. – И никакая солдатня мне не указ, пусть они хоть по сто орденов на себя нацепят. Это наш лес.

– Ладно, – торопливо вмешалась Морра. Дурные предчувствия заставили ее забыть даже жар в плече. – Что вам нужно?

– А ты, что ли, тут главная? – цыкнул охотник. Он по-прежнему стоял перед Шаркой и Дэйном, не обращая никакого внимания на дрожащий в руке Фубара меч. В голосе его звучала досада: – Ты, как тебя – Тлапка?

– Хуяпка, – огрызнулась она. – Что вам нужно?

Егери – теперь у Морры не осталось никаких сомнений, что это лесное воинство, а не просто отщепенцы, – подошли еще на шаг ближе. Пальцы Шарки поглаживали воздух, словно лаская беспокойных псов. Наверное, и ее насторожила близость незнакомцев, но пока не настолько, чтобы броситься в бой. Почему, дура, почему именно сейчас…

– А дело вот какое, – раздался молодой звонкий голос. Шарка вскинула голову, словно собака, услышавшая свое имя, – все еще без страха, даже с любопытством. Но говоривший не спешил выходить из-за спин товарищей. – Старина Хоболь позвал нас посмотреть на бардак, который в его лесу устроили грифоны. Но мы не успели с ними познакомиться. Нашли только покинутый лагерь и свежую братскую могилу с кучей перемолотых в фарш тел.

– Мы ничего не…

– Но самое интересное, – голос решительно продолжал, с легкостью заглушив возражения Фубара, – что любой, кому доводилось встречаться с цепным драконом Редриха, немедленно узнал бы его почерк – почерк Дара. И я – один из тех, кому доводилось.

Лесные стражи расступились, пропуская говорившего вперед, и даже Хоболь попятился, склонив голову. Впрочем, головы склонили все. Да, не старик здесь был главарем… Благоговейные взгляды сосредоточились на молодом мужчине, который выступил вперед.

Морра похолодела.

Она знала это лицо!

«Ты же сдох, мудила! – потрясенно думала она, ища в его фигуре какой-то намек на колдовство и ожидая, что он вот-вот развеется по ветру, как призрак. – Свортек притащил твою голову королю, насадил на пику у дворца! Как… Нет, это не он. Это не может быть он!»

– Здар, егермейстер! – почтительно проговорило лесное воинство.

– Не стоит бояться, – молодой человек усмехнулся, и ответные улыбки мигом вспыхнули на суровых лицах егерей. – Если кто-то из вас действительно расправился с людьми Редриха, то мы такого человека сделаем героем. Мы окажем ему почести. Мы, черт возьми, приведем его в святая святых, наш тайный город!

Егери вскинули пустые безоружные руки в подтверждение его слов. Это был слаженный, хорошо отработанный жест: правые ладони сначала распластались на левой части груди, над сердцем, а затем взлетели в воздух со скрюченными пальцами, словно протягивали небу сердце, вырванное из тела. Их предводитель с небольшим запозданием грациозно повторил жест, не прекращая улыбаться крепкими белыми зубами.

Шарка подалась вперед и положила руку на клинок Фубара:

– Убери это, пожалуйста.

Егермейстер двигался беспокойно и быстро, как подросток, но острые скулы над впалыми щеками, борода и внимательные раскосые глаза выдавали в нем по меньшей мере ровесника Морры. Шарка и Дэйн беззастенчиво пялились на диковинное, явно не бракадийское лицо. Вряд ли им в их захолустье приходилось встречать хиннов – а именно от этого народа егермейстер унаследовал жесткие черные волосы до пояса и узкие глаза. Хиннов нигде, особенно на севере, не жаловали, а они, рабы Бракадии, несмотря на природную воинственность, обычно не решались покидать свои общины.

Но в этом лесу правила были другие, судя по тому, что молодой хинн вел за собой бракадийцев, а те изнывали от обожания, чуть ли не пускали на него слюни. Решив, что дал беглецам достаточно времени привыкнуть к своему необычному виду, хинн встряхнул гривой:

– Ах да, я же не представился! Простите, друзья, я давно не встречал новых людей…

«Которые меня не знают», – продолжила про себя Морра.