Сиротки

– Шарка, – прошептал Вилем и обхватил ее, прижал к себе, как ребенка, и стал медленно раскачиваться, пока она бормотала бессвязные слова, уткнувшись в его грудь. – Шарка, я так не думаю. Для меня ты – самое чистое, самое прекрасное существо на свете, милая…

Как ей было объяснить, что она и вправду грязная? Всю жизнь самое отвратительное отребье использовало ее для утоления своей похоти, и никто не видел в ней ничего чистого и прекрасного. Но вдобавок теперь она содержала в себе еще большую мерзость – ту самую, что выжигала целые деревни вместе с женщинами и детьми, что хохотала, пока демоны разрывали людей в клочья, искалечила тысячи судеб, включая судьбу самого Латерфольта…

Как же он не понимает?

Голос Свортека, сила Свортека, воспоминания Свортека – все это осталось в ней. Как можно полюбить того, кто содержит в себе такое великое зло?!

Но Латерфольт, похоже, вправду не понимал.

– Прости. Я слишком поспешил. Я не хотел тебя пугать…

– Ты здесь ни при чем.

– Я не хотел тебя расстраивать, я просто… Боги, какой же я дурак…

– Нет! – закричала Шарка. – Не смей говорить так о себе!

Разве имеет право она, чудовище, грязная шлюха, так вести себя со своим спасителем, который принял ее как равную, который впервые в жизни не захотел ее использовать, а вместо этого защищал, оберегал, гордился?

Слезы высохли. Шарка выбралась из объятий Вилема, упала перед ним на колени, принялась быстро, яростно развязывать шнуровку на его штанах и взяла в руку твердый горячий член.

– Нет, нет, нет, – бормотал Латерфольт, пытаясь убрать ее руку, но она лишь вцепилась в него крепче.

– Ты не хочешь?

– Хочу, но… – Он изо всех сил боролся с собой, судя по тому, как яростно пульсировала его плоть в ее руке. – Шарка… Я просто хочу, чтобы ты тоже этого хотела.

Он крепко сжал ее руки в своих и мягко, но уверенно увел их от паха. Шарка больше не настаивала, оставшись сидеть на коленях. Вихрь чувств унесся прочь, оставив тупое онемение: она уже ничего не понимала. Латерфольт зашнуровался, помог Шарке сесть обратно на кровать и подобрал с пола плащ.

– Латерф… Вилем.

Егермейстер, уже отпиравший дверь, обернулся, удивленно приподняв брови при звуке своего имени.

– Останься, – попросила Шарка. – Просто поспи со мной.

– Хорошо, – отозвался он без раздумий.

Они легли в постель, не раздеваясь; он – чуть в стороне, словно боясь прикасаться к ней. Какое-то время они молча лежали, глядя в потолок и ничего не говоря. Затем их словно притянуло друг к другу, и они уснули, вжавшись одна в другого – рыжие волосы на черных, рука в руке…

А потом Шарка увидела новый сон.

– Мархедор говорит, что это поклеп, и я с ним отчасти согласна. Разве мог такой набожный человек, как Тартин Хойя, основать общину свободной любви и спать с кем попало, проповедуя о праведности и чистоте?

– А Мархедор что, свечку в общине держал?

– Нет, но согласись… Это же Хойя…

– Вот именно, Хойя! Нищий болтун из Нижнего Города, дорвавшийся до власти со своими бреднями!

– Но Мархедор говорит, что…

– Мархедор, Мархедор! Ты к нему неровно дышишь, что ли?

Красивая черноволосая девушка остановилась и выпучилась на кьенгара, прижимая к груди букетик, который все это время собирала. Тот тоже остановился, наслаждаясь ее замешательством. Латерфольту со спины не было видно Свортека, но, судя по выражению лица его юной сучки, он угрожающе гримасничал, пока не расхохотался:

– Боги, Морра, ты всегда такая серьезная, как ведьма на костре! Я шучу. Мне плевать на твоего Мархедора. На всех твоих любовников… Ай!

Букетик полетел великому кьенгару в голову, и Морра набросилась на него, колотя маленькими кулачками:

– Ты же знаешь, как я ненавижу эти шутки!

Латерфольт поймал на себе вопросительные взгляды егерей. Он и сам пребывал в замешательстве: они слушали этот милый, совсем не вяжущийся с образом Свортека бред уже больше часа, преследуя кьенгара и девушку в лесу. Егери нервничали, луки дрожали в их руках, но Латерфольт знал: правильный момент еще не наступил. Пусть зайдут глубже в лес, который он и его люди знали как свои пять пальцев и который Свортек так любезно согласился посетить.

Пусть отвлечется со своей сосалкой. Так было бы даже удобнее…

– Замолчи, женщина! – Свортек схватил Морру за запястья и завалил в траву. – Хватит верещать! Этот лес кишит Детьми Хроуста, как крыса блохами.

«Как же ты прав, ублюдок»… Но Морра отчего-то не спешила подниматься и лежала, уставившись в одну точку на земле рядом с собой. Свортек тем временем огляделся: егери вжались в землю и в сумраке кьенгар их не увидел. Кривая усмешка перекосила его лицо, когда он снова повернулся к Морре, едко хихикая:

– А ведь Златопыт порывался взять меня с собой на очередную миссию! Я бы дорого дал, чтобы увидеть его лицо. И Редриха, которому придется поспать без меня за дверью. Наверняка он Златопыта туда и поставит на этот раз, ха-ха… Морра?

Он наконец сообразил, что молчание спутницы прерывают тихие всхлипы. Она подняла голову, и в тусклых лучах осеннего солнца блеснули на щеках слезы, такие странные на чистом высокомерном личике.