Сироты на продажу

Лео отпустил ее палец и начал хныкать.

Миссис Хадсон встала.

— Боюсь, мне придется отлучиться на несколько минут, — заметил она. — Он часто просит есть, но сосет понемногу.

Пия сжала губы — страх за благополучие Лео стал расти.

Миссис Хадсон кивнула в сторону плиты:

— Если захочешь, подливай себе еще кипятку и бери хлеб. Потом я вернусь и отведу тебя в твою комнату.

— Спасибо, мэм, — поблагодарила Пия.

Когда хозяйка вышла из кухни, девочка взглянула на тарелку с внезапной тошнотой, но тут же вспомнила, что миссис Хадсон не любит капризов в еде. Она взяла хлеб с джемом и откусила. Он оказался безвкусным.

Глава двадцать первая

Доктор и миссис Хадсон сидели друг напротив друга за столом, застеленным льняной скатертью, и ели ростбиф, запивая его вином и ведя непринужденную беседу. Пия занимала место рядом с Маргарет напротив Софи, которая пыталась подражать родителям: расправляла на коленях салфетку и держала столовые приборы так же, как они. Элизабет, неумело ковыряя ложкой в тарелке, восседала на высоком деревянном детском стульчике рядом с матерью, а спеленутый Лео лежал в кроватке около камина. На буфете за спиной миссис Хадсон стояли блюда с мясом и ячменным печеньем, а также миски с морковью, горошком и картофельной запеканкой. Пия в жизни не видела столько еды.

Медленно пережевывая маленький кусочек печенья, девочка не могла не думать об Олли и Максе, которые с самого рождения не знали ничего, кроме голода. Братья питались только жидкими похлебками да черствым хлебом, а в тайнике могли и вовсе умереть голодной смертью. От этих мыслей кусок в рот не шел. Тем временем миссис Хадсон положила на тарелку мужа новую порцию мяса и разрезала ростбиф на кусочки, что вызвало смущение и раздражение доктора. Женщина предложила Пии добавку, но та не могла справиться даже с тем, что уже стояло перед ней.

Пия словно попала в другую страну: за ужином ей предлагали умопомрачительные блюда, а днем миссис Хадсон показала юной няньке ее уютную спальню. Девочка ожидала, что ночевать ей предстоит в людской, куда вела отдельная лестница за кладовкой, но ее привели в комнату в другом конце коридора, рядом с детской. Пию ждала огромная кровать с балдахином, вышитым одеялом, подзором с цветочным рисунком и подушкой из гусиного пуха. У высокого окна с занавесками, украшенными кистями, стояли два кресла с высокими спинками, между ними разместился комод из темного дуба, а в лежащем на полу ковре ноги утопали, как в мягкой траве.

— Еще здесь есть стенной шкаф, — сообщила миссис Хадсон, поспешно обходя изножье кровати, чтобы показать, где он находится. — Я уже развесила остальную одежду, которую нашла для тебя. Отыскалась даже еще одна пара ботинок.

Пия стояла посередине комнаты, изумленная, растерянная и смущенная.

— Простите, мэм, — пробормотала она, — но я не могу здесь спать.

Брови миссис Хадсон удивленно взлетели вверх.

— Это еще почему?

— Не хочу показаться грубой, но мне не нужно… я хочу сказать… это слишком большая роскошь для меня.

— Не говори ерунды, — отмахнулась миссис Хадсон. — Места у нас хватает. К тому же я не могу себе представить, что тебе пришлось пережить в приюте. Ты имеешь право немного понежиться. — Она похлопала по одеялу, подняв небольшое облачко пыли, и обеими руками разгладила ткань.

— Я очень вам благодарна, мэм, — твердо проговорила Пия, — но я не заслуживаю всего этого. — И тут же спохватилась: кто ее тянул за язык?

Но миссис Хадсон только махнула рукой.

— Глупости. — Потом она, нахмурившись, взглянула на Пию, осознав значение ее слов. — Монахини внушали вам такие мысли в приюте? Так вот, это неправда. Ты не меньше остальных заслуживаешь хорошего питания и теплой постели. Если тебе от этого станет легче, то у меня свой умысел: я намеренно поселила тебя рядом с комнатами детей. Кроме того, тебе следует хорошенько отдыхать, чтобы внимательно следить за малышами.

— Ладно, мэм. — Слава богу, миссис Хадсон не спросила, почему она так строга к себе. — Спасибо.

Теперь, сидя в изысканной столовой Хадсонов и пытаясь из вежливости есть, Пия думала только о том, как скудно кормят сирот в приюте Святого Викентия и сколько они с братьями могли бы протянуть на одной только тарелке мяса с овощами. Финн был прав, когда говорил, что семья, в которой ты родился, — вопрос удачи. Но все равно несправедливо, когда у одних нет самого необходимого, а другие купаются в изобилии. Им с близнецами хватило бы расставленной на буфете снеди на несколько недель, и не пришлось бы запирать братьев в тайнике.

— Тебе нравится еда, Пия? — поинтересовалась миссис Хадсон. Она поднесла ложку с картошкой ко рту Элизабет, которая при виде еды открыла рот, как птенец.

Пия вытерла салфеткой рот, надеясь, что ее слез никто не заметил.

— Да, мэм, очень вкусно. Спасибо.

— Не стесняйся, — подбодрил ее доктор Хадсон. — Ешь на здоровье. Наверняка в приюте вас так не кормили.