Сироты вечности

– Не знаю, – сказал я. По-моему, Трей даже не обратил внимания на то, как я пожал плечами.

Он снова надел свои очки в проволочной оправе.

– По-моему, что-то около пяти или шести литров, – сказал он. – Зависит от размеров.

Я кивнул, даже отдаленно не представляя себе, сколько это – литр. Годы спустя, когда в литровых бутылках начали продавать газировку, я часто представлял себе пять или шесть таких бутылок, наполненных кровью, – столько мы носим в своих венах каждый день.

– Представляешь оргазм, когда ты кончаешь кровью, – прошептал Трей.

Я снова оглянулся. Я чувствовал, как мои щеки и шея покрываются краской.

Трей тронул меня за запястье:

– Нет, ты только подумай, Джонни. Тот парень был еще жив, когда его уносили. Думаешь, эти ребята платили бы такие баксы, если бы знали, что их угробят?

«Думаешь, нет?» – подумал я. Впервые я осознал, что человек способен трахаться, даже если знает, что это – верная смерть. В каком-то смысле то откровение в семидесятых приготовило меня к жизни в восьмидесятых и в девяностых.

– Сколько крови человек может потерять и остаться в живых без переливания? – зашептал Трей.

По его тону я понял, что он не ждет от меня ответа, просто думает вслух, как тогда, когда мы выбирали место для засады.

В то время я не знал ответа на этот вопрос, но с тех пор не однажды имел возможность узнать, особенно когда проходил интернатуру в пункте первой помощи. Раненый может потерять около литра крови и поправиться, восстановившись самостоятельно. Потеря крови больше одной шестой всего объема, и жертву уже не спасти. С переливанием можно потерять до сорока процентов общего объема крови и надеяться остаться в живых.

Но тогда я ничего этого не знал и не сильно интересовался. Гораздо больше меня занимал оргазм, во время которого вместо спермы вытекает кровь и который длится долгие минуты вместо положенных секунд. На этот раз я не сдержал дрожи.

Трей подозвал официанта и заплатил.

– Мне надо идти. Хочу поймать такси до «Вестерн Юнион».

– Зачем? – спросил я. Мне так хотелось спать, что мои слова как будто таяли в горячем, густом воздухе.

– Хочу получить перевод из Штатов, – сказал Трей.

Я выпрямился на стуле, разом проснувшись:

– Зачем?

Трей снова снял очки и принялся их протирать. Когда он посмотрел на меня, взгляд его светлых глаз был близоруким и потерянным.

– Я вернусь туда сегодня ночью, Джонни.

Девушки раздели меня, и тварь по имени Танха подошла ближе, чтобы приступить к ласкам, как вдруг все кончилось. Мара подала какой-то знак.

– Мы кое-что забыли, – говорит она. Впервые по-английски. И делает изящное, полное иронии движение рукой. – Нынешнее время требует особой осторожности. Мне жаль, что мы не вспомнили об этом раньше.

Она бросает взгляд на дочь, и на лицах обеих я замечаю насмешливую полуулыбку.

– Боюсь, нам придется подождать до завтра, когда будут готовы необходимые анализы. – Она снова перешла на тайский.

Мне ясно, что эти двое уже не впервые разыгрывают эту сцену. И догадываюсь, что истинная причина задержки в том, чтобы подогреть желание, а значит, поднять цену.

Я тоже улыбаюсь.

– Речь идет о личной карте здоровья? – говорю я. – Или одна из клиник должна заверить, что в этом месяце я не ВИЧ-инфицирован?

Танха грациозно сидит на персидском ковре рядом со мной. Теперь она двигается ко мне, насмешливо улыбается и слегка выпячивает губы.

– Сожалею, – говорит она, и ее голос звенит, как хрустальные колокольчики на ветерке, – но это необходимо в наши ужасные времена.

Я киваю. Статистика мне известна. Эпидемия СПИДа поздно пришла в Таиланд, но к 1997-му – меньше чем через пять лет – сто пятьдесят тысяч тайцев умрут от этой болезни. Три года спустя, в 2000-м, пять с половиной миллионов из пятидесяти шести миллионов тайцев станут носителями болезни и еще по крайней мере миллион умрут. Дальше начнется беспощадная логарифмическая прогрессия. Таиланд с его смертельным сочетанием вездесущих проституток, неразборчивых сексуальных партнеров и отказа от презервативов даст фору Уганде в качестве полигона ретровируса.

– Вы пошлете меня в местную клинику, где на скорую руку ляпают по тысяче анализов на ВИЧ в неделю, – говорю я спокойно, как будто сидеть голым в присутствии двух полностью одетых красавиц и незнакомцев во фраках для меня самое привычное дело.

Мара вытягивает длинные тонкие пальцы так, что длинные красные ногти взблескивают на свету.

– Вряд ли у нас есть альтернатива, – шепчет она.

– Может быть, и есть, – говорю я и протягиваю руку туда, где, аккуратно сложенный, лежит на стопке моей одежды жилет.

Я разворачиваю три документа и протягиваю их Танхе. Девушка очаровательно хмурится, глядя на них, и отдает матери. Я догадываюсь, что младшая из женщин не умеет читать по-английски… а может быть, и по-тайски.