Они нашли его спустя день, ночь и еще день. Все это время Хока Уште не спал и не ел. Он не смастерил себе никакого оружия, не попытался прикрыть чем-нибудь наготу. Его раны гноились, кожа горела от солнечных ожогов и лихорадочного жара, и он напряженно прислушивался к шепчущим голосам в мозгу. Хока Уште шел, пока хватало сил идти, потом стоял на одном месте, пока ноги держали. Он не сознавал, что упал, и у него было туманное ощущение, будто он пытается ползти по крутому склону самой Земли. Когда подъехали всадники, мальчик смутно осознал, что какие-то огромные существа заслонили солнце. Он был уверен, что это духи, явившиеся за ним, чтоб унести на юг, и очень удивился, услышав лакотскую речь с акцентом бруле.
Когда Хока Уште очнулся спустя какое-то время, он лежал между мягкими одеялами. Сквозь откинутый кожаный полог типи лился свет вечернего солнца – густой медово-желтый свет, на какой он любил смотреть в детстве, лежа в уютной безопасности дедушкиного и бабушкиного жилища. В первый миг он решил, что ему все привиделось в лихорадочном бреду – он обливался холодным потом, как бывает после сильного жара, – но потом над ним склонилась безносая старуха, сказала что-то на отрывистом наречии бруле другой безносой старухе, и Хока Уште понял, что все происходило не во сне, а наяву.
Кроме двух безносых женщин, в палатке была еще одна – помоложе, с неповрежденным лицом, хранившим суровое выражение. Она наклонилась над Хромым Барсуком и сказала:
– Значит… ты живой.
Юноша не знал, как на это ответить.
Все три женщины покинули палатку, и Хока Уште опять стал засыпать, но тут в типи вошел здоровенный мужчина со свирепой физиономией.
– Это сусуны раздели тебя догола, отняли оружие, украли твою лошадь и оставили тебя там истекать кровью? – резко спросил он.
Хока Уште непонимающе уставился на него.
– Нет, это гроза. Сусуны меня не видели. – Он немного помолчал. – Ты – Отрезавший Много Носов.
Мужчина грозно нахмурился и дотронулся до своего ножа:
– Откуда ты знаешь?
– Я видел твоего сына, Поворачивающего Орла.
Отрезавший Много Носов шумно выдохнул:
– Он жив?
– Нет.
Великан покачнулся, словно от сильного удара:
– Сусуны?
– Да.
– Другие двое… Несколько Хвостов и Пытавшийся Украсть Коней…
– Мертвы.
Отрезавший Много Носов медленно кивнул:
– Тогда понятно, почему свистел призрак… – Он осекся. – Назови свое имя и племя и объясни, как ты оказался там один, голый и весь в крови.
Хока Уште представился и пояснил, что отправился в странствие после того, как получил видение. Мужчина не стал расспрашивать про видение.
– Ты сможешь отвести нас к телу моего сына? – спросил он.
– Думаю – да.
– Утром? На рассвете?
Хромой Барсук чувствовал страшную слабость после всех испытаний и лихорадки, но он вспомнил изуродованное тело Поворачивающего Орла, не обряженное и не погребенное с должными почестями – лежащее в прерии, где оно могло стать кормом для животных, ведать не ведающих, кто такой Поворачивающий Орел.
– Сегодня, – сказал Хока Уште. – Я отведу вас туда до восхода ночного солнца.
– Нет, – после минутного раздумья произнес Отрезавший Много Носов. – Нельзя оставлять женщин одних, когда
Позже, когда стало смеркаться, суровая женщина принесла ему миску супа. Она коротко представилась: Красный Хвост. Прихлебывая густой бульон, Хока Уште попытался завязать разговор.
– А две другие женщины… с отрезанными носами… они твои сестры?
– Нет, – ответила Красный Хвост. – Это другие жены Отрезавшего Много Носов.
Хока Уште на секунду задумался:
– Они что… это… того… – У лакота издавна повелось в наказание за неверность рассекать женам ноздри или отрезать нос. Но Хромой Барсук не знал, как выразиться потактичнее. – Это потому, что они… – Он неловко умолк.
– Да, – сказала Красный Хвост. – У Отрезавшего Много Носов было пять жен, и только одна из них… я… сохранила нос в целости. Остальные заявляли о своей невиновности, но он очень ревнив.
Хока Уште проглотил кусок мяса, плававший в бульоне.
– Наелся? – спросила Красный Хвост и, не дожидаясь ответа, забрала у него миску. – Я должна идти. Уже темнеет. Мне нельзя находиться в типи наедине с тобой.
И суроволицая женщина быстро удалилась, Хока Уште не успел даже сказать «пиламайе».
Хромой Барсук проснулся в темноте от свиста и собачьего лая. Он сразу понял: там, в ночи, призрак, упомянутый Отрезавшим Много Носов.
Свист был мелодичный, завораживающий, сладостный для слуха. Хока Уште сел на постели с бешено стучащим сердцем, испытывая острое искушение пойти на свист, пускай и предназначенный не для него. Собаки заходились лаем. Он пошарил вокруг в поисках своего ножа, тотчас вспомнил, что потерял его, мгновением позже осознал, что кто-то надел на него новую набедренную повязку, а потом встал и тихонько выскользнул за полог типи, решив найти источник чудесных звуков.