Сироты вечности

Сморщенная безглазая мумия превратилась в юную красавицу одних с Аглаей лет, если не моложе, но – вынужден был признать я – еще более прекрасную. Темно-рыжие волосы в синей жидкости казались почти черными. Открытые глаза – она не моргала, но по временам надолго смежала веки – лучились голубизной. Кожа, почти белоснежная, была светлее, чем у кого-либо на борту, соски – розовые, а губы – тоже розовые, но более темного оттенка. Идеальный мысок лобковых волос – рыжий, густой и кудрявый.

Я отвел взгляд, думая вернуться к себе.

– Ничего страшного, – произнес мягкий голос у меня за спиной. – Она не против, что ты смотришь.

Я чуть не подпрыгнул к люку в восьми футах выше моей головы.

Говорил драгоман. Его нейроволоконные нити лежали на бледных плечах, в уголках рта и глаз еще виднелись черные разводы.

– Ты на связи с ней? – прошептал я.

– Нет, она на связи со мной.

– Что она говорит?

– Ничего.

– Что с ней произошло?

Драгоман не ответил. Казалось, он глядит в пространство между мной и синим шаром.

– Кто ее воскресил? – Мой голос эхом отдался в крохотном металлическом отсеке. – Пимены?

– Нет.

– Архонты? – Мне совершенно в это не верилось. – Чего она хочет?

Драгоман повернул ко мне безгубое лицо:

– Она говорит, чтобы вы двое спустились к ней, когда придет ваш черед. Перед вашим выходом.

– Мы двое? – тупо переспросил я. – Кто? Перед каким выходом? Зачем «Музе» нужно, чтобы я пришел?

Тут корабль тряхнуло. Покалывание и гул, которые сопровождают движение через Плерому (своего рода вибрация в костях, когда волоски на руках встают дыбом), прекратились, я ощутил легкий рывок вниз, как всегда при возвращении в Кеному пустых форм. Нашу вселенную.

– Иисус Христос Абраксас! – прогремел по громкой корабельной связи голос Кемпа. – Все в общую каюту! Немедленно!

Тули, Пиг, Кемп и остальные запустили видовые полосы от палубы до потолка большой каюты, а потом добавили еще полосы на потолке. Устройства «Музы» передавали и обрабатывали изображения. Казалось, будто палуба корабля открыта в космос.

Судна пименов впереди не было. Нас выбросило из Плеромы, как камень из катапульты наподобие тех, какими арбайтеры на 30–08-16В9 кидали валуны на мили в горы для строительства архонтской крепости.

Мы неслись к прозрачным концентрическим сферам, окружающим слепящую бело-голубую звезду.

Каждая сфера, разумеется, была больше предыдущей, но лучи света проходили через все и достигали нас. Радары и другие приборы «Музы» показывали, что сфер не меньше двенадцати. Все они были испещрены темными континентами и расписаны синими морями.

– Клянусь глазами Абраксаса! – воскликнул Хемингс. – Это невозможно.

– Это невозможно по тысяче разных причин, – сказал Тули. – По данным «Музы», мы в ста сорока четырех а. е. от звезды. Не должно столько света достигать нас… да и этой первой, последней сферы. Разве что каждая сфера как-то перефокусирует свет… или усиливает… или добавляет к нему свой.

Мы все вытаращились на Тули. Обычно он открывал рот, только чтобы сказать, как устраняет засоры в туалетах, смазывает шестеренки и все такое. Это была самая долгая его речь на нашей памяти.

Я вспомнил, что а. е. – это астрономическая единица, расстояние Земли от ее Солнца. Почти все посещенные нами архонтские планеты были примерно в одной а. е. от своих солнц.

Сто сорок четыре а. е.?

– Это солнце окружено двенадцатью сферами, – раздался непривычно молодой голос «Музы». – Есть две отдельные, но взаимопересекающиеся сферы на одной а. е., одна на двух а. е., потом другие на трех а. е., пяти а. е., восьми а. е., тринадцати а. е., двадцати одной а. е., тридцати четырех а. е., пятидесяти пяти а. е., восьмидесяти девяти а. е. и эта внешняя в ста сорока четырех а. е. от звезды.

– Числа Фибоначи, – пробормотал Тули.

– Именно так, – ответила «Муза». – Но это на удивление неэлегантно. Серия окружностей Аполлония позволила бы поместить больше сфер различного диаметра ближе к звезде без необходимости…

– «Муза»! – перебил Кемп. – Мы чертовски быстро приближаемся к внешней сфере. Не пора ли тебе включить двигатели для торможения?

– Не поможет, – ответила «Муза». – Наша скорость на выходе из Плеромы составляла заметную долю скорости света. В плеромическом кильватерном следе мы входили в системы звезд на скоростях значительно меньших. Я вообще не понимаю, как мы не рассыпаемся при такой скорости, поскольку одно лишь столкновение протонов должно было…

– Ты хочешь сказать, что не можешь нас замедлить? – перебила Конделла.

– Почему же, могу, – ответила «Муза». – На полной тяге в четыреста «же» мне потребуется чуть больше восьми месяцев, чтобы сбросить нашу скорость до нуля. Но в ближайшую сферу мы врежемся через четыре минуты пятнадцать секунд. Да, и еще: мое внутреннее поле защищает пассажиров, то есть вас, лишь при перегрузках до тридцати одного «же». Вы превратились бы, как говорится, в малиновый джем.

– А ты не можешь обогнуть внешнюю сферу? – спросила Аглая. – Свернуть перед ней?

«Муза» только рассмеялась. Я прежде не слышал ее смеха, и наверняка никто не слышал, включая старейших членов труппы.

Какое-то время все молчали.