Ситтин (СИ)

Туу-Тикки и Грен вместе рассмеялись. Грен снял халат, под которым ничего не было, и скользнул под одеяло. Туу-Тикки отложила книгу и трубку, и Грен обнял ее. Туу-Тикки довольно вздохнула. Ее всегда успокаивала близость его тела. Грен поцеловал ее в макушку и спросил:

— А что твоя гостья?

— Хорошо. Немного скована, но это и неудивительно — чужая страна, странный дом. Да я еще вчера сдуру велела духам на стол накрыть при ней. Ну и поговорили…

— Как она приняла наш волшебный дом?

— Она сама волшебная девочка. Хорошо приняла. Только ей тревожно почти все время, а я не понимаю, почему. Мы на берег ездили, она там с океаном говорила. Ей понравилось.

— Именно с океаном? К бухте вы решили не ездить? К бухте ближе.

— Да ладно, разницы минут пять, а берег бухты около нас я не люблю, ты же знаешь.

— Но в целом — ты довольна?

— Да. Мне ее не хватало.

— Меняется не все?

— Видимо, не все.

— Я думал, сестер тебе для общения хватает.

— Сестры — это не то. Мы одновременно слишком похожи и слишком разные. Все время тянет сравнивать, а это ни к чему. Тави меня понимает лучше, но у нее совсем другой дом и совсем другие дела. Более земные, что ли.

— Приземленные, — заметил Грен.

— Ну да. А у Тами ее мужчины все время рядом, и иногда я ей завидую.

— Прости, — искренне сказал Грен. — Но…

— Да я все понимаю, — Туу-Тикки повернулась и поцеловала его куда пришлось. — Просто одиноко бывает.

— Я думал, ты дружишь со своим клубом вязания.

— Они слишком люди, — покачала она головой. — Так что близкой дружбы не получается, да и они меня немного сторонятся. Слишком разный жизненный опыт. У меня есть все, что почитается в этой стране за успех, и нет истории этого успеха. Все досталось за так.

— Как же! — возмутился Грен. — Ты жизнью заплатила за то, чтобы было это «за так». К тому же, ты прекрасно понимаешь, что все наше благополучие — это только обертка. Внутри — страх, и смерть, и кровь, и возрождение.

— Я понимаю, — кивнула Туу-Тикки. — Я просто никому не могу этого рассказать.

— А Плюшевой Кошке можешь?

— А вот ей — да, могу. Кажется. Я не пускалась в подробности.

— Еще пустишься. А теперь… — его руки скользнули по ее плечам к груди, — я бы прекратил разговоры.

Остаток вечера Плюшевая кошка провела в своей комнате. Сна ни в одном глазу. Усталости тоже не было. Шок, адреналин, куча новой информации, которую надо как-то переварить и встроить в концепцию восприятия мира. Нет, она, конечно же, знала о существовании магии в этом мире, даже пробовала собственные силы на этом поприще, но такое… Такое всегда казалось ей «где-то там», «не со мной» и «не здесь». И столкновение с «настоящей» магией Кошка ощущала как испытание сродни инициации. С такой «колыбельной» на сладкие сны рассчитывать не приходилось. Она лежала на кровати, укутав ноги покрывалом, и листала «Край ветров», надеясь, что он сойдет за учебник по магии в быту.

Подъехала машина. Шаги по дому, тихий разговор с собакой. Да, Туу же говорила, что сегодня вернется ее муж. Кошка начала продумывать стратегию поведения с незнакомым человеком и сама не заметила, как внезапно успокоилась и уснула.

Проснулась она довольно рано. Неспешно совершила утренний моцион. Заправила кровать и села поверх покрывала, собираясь с мыслями. В качестве эксперимента попросила грушу. Тут же получила желаемое. Значит, не сон.

От размышлений ее отвлекла музыка. Она звала, «выманивала из норы». Сопротивляться зову не получилось бы, даже если захотеть, а Кошке не хотелось. Она остановилась у верхней ступени лестницы. В гостиной сидел рослый молодой мужчина. Концы черных до синевы — что за странный цвет? — волос спускались почти до полу. На первый взгляд лицо мужчины — высокие скулы, чуть раскосые глаза, широкий лоб, узкий подбородок, брови вразлет — не было ни красивым, ни даже симпатичным, но на второй… Эх. И почему она не умеет рисовать? Обилие сережек в ушах, косички на висках, костюм «привет от Робин Гуда» уводили мысли в сторону сюрреализма. И музыка. Чувствуя себя змеей перед дудочкой заклинателя, Кошка спустилась вниз, села в свободное кресло, машинально положила руку на спину подошедшей собаке и замерла. Грена с ютубных видеороликов в музыканте она так и не опознала.

Грен продолжал играть. Ему не надо было смотреть на гостью, чтобы чувствовать, что она пришла. Возилась на кухне Туу-Тикки, командуя духам завтрак, а Грен все играл для чуткой души и понимающих ушей. Наконец он закончил мелодию, опустил руки, улыбнулся и сказал:

— Доброе утро. Я — Грен. А ты, верно, Плюшевая Кошка?

Только тут она поняла, кто перед ней. Но против обыкновения не смутилась, а улыбнулась.

— Доброе. Да, это я. Вживую твоя музыка воспринимается совсем не так, как в записи. Завораживает.

— Так и должно быть, — кивнул Грен. — Сыграть тебе еще?

Кошка кивнула, забралась в кресло с ногами и приготовилась слушать.

Грен принялся играть дом и его историю — неспешно, с самого начала, на басовых струнах. Постепенно он увлекся и сыграл кусочек своего путешествия, потом еще увлекся и сыграл Ллимаэс. Спохватился и принялся играть ту мелодию, которую придумал для Туу-Тикки.