Ситуационисты и новые формы действия в политике и искусстве. Статьи и декларации 1952–1985

Одним из противоречий буржуазии в период её упадка является то, что хоть она и уважает абстрактный принцип интеллектуального и художественного творчества, но столкнувшись с его произведениями, поначалу противостоит им, а впоследствии – использует их. Причиной тому служит необходимость в поддержании среди меньшинства чувства критики и исследования, но при условии направления этой деятельности в узкие рамки обособленных утилитарных дисциплин и предотвращения любой попытки слияния критики и исследования воедино. В области культуры буржуазия стремится отучить людей от любви к новшествам, опасным для неё в наше время, в пользу разных деградировавших форм новизны, безвредных и запутанных. Через рыночные механизмы, которым подчинена культурная деятельность, авангардные тенденции оказываются отгороженными от тех сообществ, которые хоть и сами ограничены общими социальными условиями, но могли бы их поддержать. Отдельные представители этих тенденций завоёвывают признание в индивидуальном порядке, приняв установленные для них ограничения: в первую очередь отказ от общих требований, а также согласие на создание фрагментарных работ, открытых для различных интерпретаций. Это придаёт некоторую сомнительность и нелепость самому термину «авангард» как таковому, который в конце концов всегда является объектом манипуляций со стороны буржуазии.

Само понятие коллективного авангарда, несущее в себе воинственный смысл, является новым продуктом исторических условий, порождающих одновременно необходимость создания последовательной революционной программы в области культуры и необходимость борьбы против тех сил, которые препятствуют реализации такой программы. Такие группы перенесли в свою сферу деятельности определённые организационные методы, созданные в рамках революционной политики, и дальнейшая деятельность находилась в неразрывной связи с политической критикой. В этом отношении заметно движение вперёд: от футуризма, через дадаизм и сюрреализм, к направлениям, возникшим после 1945 года. И всё же на каждом из этих этапов мы можем обнаружить одно и то же стремление к тотальному изменению и такой же стремительный распад, когда неспособность к достаточно глубоким изменениям реального мира заставляет авангард отступить на оборонительные рубежи доктринёрства, уязвимость которых была ранее продемонстрирована атакой этого авангарда.

Футуризм, распространявший своё влияние из Италии в период перед Первой мировой войной, стоял на позиции разрушения литературы и искусства, привнёсшей множество формальных новшеств, но притом базировавшейся лишь на крайне упрощённом понимании понятия механического прогресса. Ребяческий технократический оптимизм футуризма исчез вместе с взрастившим его периодом буржуазной эйфории. Итальянский футуризм деградировал от национализма к фашизму, никогда так и не достигнув уровня цельного теоретического осознания своей эпохи.

Дадаизм, основанный беженцами и дезертирами в Цюрихе и Нью-Йорке в годы Первой мировой войны, выражал отказ от всех ценностей буржуазного общества, банкротство которого стало столь очевидным. Неистовые проявления дадаизма в послевоенных Германии и Франции были нацелены главным образом на разрушение искусства и литературы, и в меньшей степени – на определённые формы поведения (нарочито идиотские спектакль, речь, походка). Историческая роль дадаизма заключалась в нанесении смертельного удара традиционной концепции культуры. Скорый распад дадаистского движения был неизбежным результатом содержания дадаизма, полностью основанного на отрицании. Несомненно, что дух дадаизма в некоторой мере вдохновил все последовавшие движения; и что отрицание, исторически дадаистское, должно в будущем стать частью всякой конструктивной позиции до тех пор, пока не будут уничтожены силовым путём социальные условия, предписывающие повторение разложившихся и окончательно интеллектуально деградировавших надстроек.