Сиваш

В морозный октябрьский день поезд Фрунзе мчится к войскам. Ночь стоит в степи на станции Апостолово. Огоньки цигарок и фонарей стремительно ходят на путях. За стуком буферов и клекотом подъезжающих тачанок не слышно гула орудий вдалеке. Ночью в вагоне собираются командармы и принимают план битвы. К рассвету директива Фрунзе рассмотрена, он подписывает ее, общее наступление решено. Его увлекает приподнятое настроение, молодые, яростно-веселые глаза бритых командармов. Он зовет своего бессменного адъютанта:

— Сергей, пишите: «Ленину. Сейчас отдал окончательный приказ. Решающими днями будут… В разгроме главных сил противника не сомневаюсь. Отойти за перешейки к моменту нашего удара он не успеет… На совещании командармов установлена полная согласованность и взаимное понимание… все разъехались в наилучшем настроении».

Но прямо и честно Фрунзе тут же добавляет: «На немедленный захват перешейков, считаю, не более одного шанса из ста».

Он смотрит в порозовевшее окно. Над плоской землей в дымке восходит красное солнце. Откатывается состав с бричками и лошадьми, видна степь до самого неба, бурая, с кустиками колючек, не паханная ни в этот год, ни в прошлый, и острая тоска бьет по глазам. Но это длится мгновение. Далеко-далеко, на горизонте выступил черный бисер — это конный обоз ползет к фронту, лошади как букашки. Шарахнуло орудие, скачут всадники из Второй конной, и от гипноза голой степи не остается и следа. «Весной вспашут. Армия поможет селянам лошадьми. Если сокрушим Врангеля».

Поступают сводки из армий, уже начавших движение. Весь день Фрунзе работает в Апостолово. В два часа дня адъютант входит в вагон, пахнущий горячими углями, подает рыжий листок — ответ Ильича.

Фрунзе, стоя, жадно читает, и будто слышит голос Ленина, высокий и звонкий от неутихающей тревоги:

— «Возмущаюсь вашим оптимистическим тоном, когда вы же сообщаете, что только один шанс из ста за успех в главной, давно поставленной задаче…»

Фрунзе садится и ладонями трет лицо. «Но он любит меня, уважает и любит». И будто слышит, какая боль жжет Ильича, как невыносима мысль: Врангеля упустят.

Нет, Фрунзе отдает себе полный отчет в опасности чрезмерного оптимизма. Да, армии пойдут и «вброд для взятия Крыма». По всему телу проходит освежающий холодок, голова после изнурительной ночи словно светлеет. Да, взятие перешейков и Крыма должно стать делом ближайших дней. Промедления не будет. «Вброд, вброд, вброд!»

Отняв ладони от лица, Фрунзе просит позвать к нему Гусева и Бела Куна. Поезд идет в Харьков. Фрунзе по телеграфу говорит с командармами на всем фронте. Он подтверждает директиву и подчеркивает главную задачу.

И вот поступают новые сводки. С рассвета пять красных армий двинулись с запада, с севера, с востока. Конная Буденного рванулась к перешейкам. Врангель, отбиваясь, начал отходить в Крым. На пути встали буденновские дивизии. Говорят, генерал Кутепов не хотел поверить тому, что буденновцы отрезали входы в Крым, даже приказал арестовать летчиков-разведчиков, сам выехал в степь; увидев остроконечные шлемы, бросил свой конвой, поскакал отдать приказ пробиваться на Сальково.

Красные армии, как железные клещи, сомкнулись. Тут-то, в Северной Таврии, у самых перешейков, перекушенный наконец, хрустнул врангелевский хребет.

«Ленину. Путь отхода на Перекоп белым отрезан, осталась только дорога на Сальково. Судьба битвы к северу от перешейков, считаю, решена. Я отдал распоряжение выполнить вторую и последнюю задачу фронта — овладеть Крымом. Если не выйдет с налета, то удастся переправой через Сиваш бродом или на плотах, пользуясь паническим настроением врага, созданным фактом разгрома его главных сил. Во всяком случае, будет сделано все для взятия Крыма в кратчайший срок».

4

Ударил морозец. Степь заиндевела. Даль прояснилась. В Строгановке было спокойно, и вдруг за полдень из ясных далей появились, побежали через село белые отряды: конница, пехота, артиллерия, обозы. Чуть ли не бегом выносились на чумацкий шлях, мигом поворачивали в Крым, за вал, за Сиваш.

Холодно, а бежали, заливаясь горячим потом, на этот раз потерянные, злобные — не попадайся на глаза. Какой-нибудь отчаявшийся огреет нагайкой, помолись, что клинком голову не развалил… По обычаю своему заскакивали во дворы, в сараи, как хозяева, брали нужное, первым делом — свежих лошадей. Всё второпях.

Раскатился слух: красные наступают, Врангель бежит отовсюду. Через Строгановку, стало быть, отходят небольшие отряды; главные силы, пехота и конница, рвутся в Крым на востоке, по Чонгарским мостам.