– Да, могут, – медленно проговорил Джирики. – Они мудры и были бы добрыми, если бы у них имелась такая возможность. Но ты не слишком на это надейся. Мы, зида’я, никогда не спешим с решениями, в особенности трудными. Для них обычное время на размышления может растянуться на годы, а это большой срок для смертного.
– Годы! – Саймон пришел в ужас. Он вдруг понял животных, готовых отгрызть себе лапу, чтобы спастись. – Годы!
– Я сожалею, Сеоман. – Голос Джирики стал хриплым, словно он испытывал сильную боль, но на золотом лице не появилось никаких эмоций. – Однако есть один благоприятный знак, впрочем, ты не слишком на него рассчитывай. Бабочки остались.
– Что? – удивился Саймон.
– Речь о Ясире, – пояснил Джирики. – Бабочки собираются, когда предстоит принять великие решения. И они до сих пор не улетели, значит, некоторые вещи остались нерешенными.
– Какие? – несмотря на предупреждение Джирики, Саймон почувствовал, как у него возрождается надежда.
– Я не знаю. – Джирики покачал головой. – Сейчас мне лучше держаться в стороне. В данный момент я не являюсь любимым голосом отца и матери, поэтому должен ждать момента, когда смогу снова привести им свои доводы. К счастью, Первая Бабушка Амерасу не всегда одобряет решения моих родителей, в особенности отца. – Он грустно улыбнулся. – Ее слова имеют большое значение.
– А тебе известно, Джирики, что я однажды видел ее лицо в зеркале – Амерасу, той, что ты называешь Первой Бабушкой?
– В зеркале? В зеркале из чешуйки дракона?
Саймон кивнул.
– Я знаю, что мне не следовало им пользоваться до тех пор, пока не потребуется твоя помощь, но так уж получилось… случайно. – И он описал свою странную встречу с Амерасу и ужасающее появление Утук’ку в серебряной маске.
Казалось, Джирики совершенно забыл о сверчках, несмотря на великолепие их песни.
– Я не запрещал тебе использовать зеркало, Сеоман, – сказал принц. – Удивительно то, что ты сумел увидеть в нем не только собственное отражение. Это странно. – Он сделал незнакомый Саймону жест рукой. – Я должен поговорить с Первой Бабушкой.
– А могу я пойти с тобой? – спросил Саймон.
– Нет, Сеоман снежная Прядь. – Джирики улыбнулся. – Никто не отправляется на встречу с Амерасу, Рожденной на Корабле, без ее приглашения. Даже Корень и Ветка – так следует называть ее ближайшую родню – должны вежливо просить об этой привилегии. Ты даже представить не можешь, как странно то, что ты увидел ее в зеркале. Ты угроза, человеческое дитя.
– Угроза? Я?
Ситхи рассмеялся.
– Твое присутствие, вот что я имею в виду. – Он легко коснулся плеча Саймона. – Ты уникален, Снежная Прядь. Ты непредсказуемый и неизвестный фактор. – Джирики встал. – Мне нужно действовать. Я знаю, что медлить не следует.
Саймон, который никогда не любил ждать, остался со своими мыслями, рядом с прудом, сверчками и недостижимыми звездами.
Все казалось Саймону таким странным. Совсем недавно он сражался за свою жизнь, возможно, даже судьбу всего Светлого Арда. Ему пришлось бороться, несмотря на ужасную усталость, с темной магией, обладая минимальными шансами на победу; а потом зима исчезла, и он оказался заброшенным в лето, далеко от смертельных опасностей и… его окружала скука.
Но, сообразил Саймон, все совсем не так просто. Из того что его изъяли из привычного мира, вовсе не следовало, что оставленные им проблемы решены. Напротив: где-то там, живая или мертвая в заснеженном лесу за Джао э-тинукай’и, находилась его лошадь Искательница и ее тяжкая ноша – меч Шип, ради которого он и его друзья прошли сотни лиг и проливали драгоценную кровь. Люди и ситхи в равной степени умирали, чтобы отыскать клинок для Джошуа. А теперь, когда меч, скорее всего, потерян в лесу, Саймона пленили с такой же небрежностью, с какой Рейчел однажды заперла его в одной из темных кладовых Хейхолта за какой-то незначительный проступок.
Саймон рассказал Джирики о потерянном мече, однако ситхи лишь пожал плечами, сохраняя полную безмятежность, что взбесило Саймона. Но он ничего не мог сделать.
Саймон взглянул вверх. Он шел вдоль берега, дом Джирики вместе с картинами, сотканными из узлов, остался далеко у него за спиной. Он присел на камень и стал наблюдать, как белая цапля на длинных ногах-ходулях стоит на мелководье, ее блестящий глаз смотрел на воду равнодушно, она делала вид, что ее не интересуют страхи осторожной рыбы.
Он был уверен, что прошло не менее трех недель с тех пор, как он попал в долину. В течение последних нескольких дней его заключение стало казаться ему чем-то вроде ужасно глупой шутки, которая продолжается слишком долго и теперь может испортить удовольствие всем.
Что я могу сделать?! Полный раздражения, он вытащил из земли веточку и швырнул ее в воду. Уйти от ситхи было невозможно.