Скала Прощания. Том 2

Джирики помог Саймону сесть.

– Мои отец и мать должны тебя выслушать. Всем известна твоя мудрость, Первая Бабушка.

Амерасу печально улыбнулась.

– Когда-то женщины Дома Са’онсерей были хранительницами знаний. И последнее слово принадлежало старейшей Дома. Если Дженджияна Соловей видела правильные вещи, она говорила – и ей подчинялись. После Бегства все изменилось. – Ее рука метнулась в сторону, как опустившаяся на ветку птица. – Я уверена, что твоя мать прислушается к голосу разума. Твой отец достойный ситхи, Джирики, но в некоторых отношениях он живет в прошлом еще в большей степени, чем я. – Она покачала головой. – Прошу меня простить. Я устала, мне нужно о многом подумать. В противном случае я бы не стала говорить так неосторожно, в особенности при этом юноше. – Она протянула руку к Саймону и коснулась его щеки кончиками пальцев. Боль от старого шрама отступила. Когда он посмотрел на серьезное лицо Амерасу и представил бремя, которое ей приходилось нести, он протянул руку и коснулся ее ладони.

– Джирики сказал тебе правду, дитя человеческое, – сказала она. – К лучшему или к худшему, но ты отмечен. Я лишь могу надеяться, что смогу тебе помочь в твоем путешествии.

Свет снова потускнел, и Саймон позволил Джирики вывести себя из комнаты.

Глава 26. Нарисованные глаза

Мириамель оперлась на поручни, глядя на суету, царившую на пристани. Винитта оказалась небольшим островом, но им управлял Дом Бенидривин, давший Наббану двух последних императоров, а также трех герцогов в период правления короля Престера Джона. Здесь же родился легендарный Камарис, но даже такой великий рыцарь не занимал главного места в яркой истории Винитты, полной героев. В порту было множество кораблей: при герцоге Бенигарисе Винитта продолжала процветать.

Аспитис Превес и его капитан ушли в город по своим делам. В чем они состояли, Мириамель могла только догадываться. Граф признался, что у него важное поручение от герцога Бенигариса, но обсуждать его отказался. Аспитис приказал Мириамель и Кадраху оставаться на корабле до его возвращения, заявив, что порт совсем не подходящее место для прогулок молодой леди, а у него недостаточно стражей, чтобы решить собственные проблемы, и он не в силах выделить двоих для ее охраны.

Мириамель понимала, что это значит. Что бы Аспитис о ней ни думал, как бы ни ценил ее красоту и общество, он не собирался давать ей шанс ускользнуть. Возможно, он испытывал сомнения относительно ее рассказа или просто опасался, что Кадрах убедит ее сбежать – монах даже не пытался скрывать ненависть к графу Эдне и Дрина.

Она вздохнула, печально глядя на многочисленные украшенные флагами палатки, где активно шла торговля. Продавцы выкрикивали названия своих товаров, переносили на спинах огромные тюки, танцоры и музыканты выступали за медяки, моряки с различных кораблей болтали с обитателями Винитты, толпа бурлила, люди кричали и смеялись. Несмотря на темное небо и периодически начинавшийся дождь, все в порту пребывали в веселом настроении, и Мириамель ужасно хотелось к ним присоединиться.

Кадрах стоял рядом с ней, и его лицо было бледнее обычного. Монах мало говорил после заявления Аспитиса; он наблюдал, как граф вместе со своими людьми покинул «Облако Эдны», с таким же мрачным выражением, какое у него было сейчас.

– Господи, – сказал Кадрах, – меня тошнит, когда я смотрю на такую небрежность.

Мириамель не очень поняла, к чему относились его слова, но почувствовала, что в них что-то не так.

– А ты, – резко ответила она, – разве ты лучше? Пьяница и трус?

Большая голова Кадраха медленно и важно, точно мельничное колесо, повернулась к ней.

– Именно забота о вас делает меня таким, леди. Я слишком внимательно слежу.

– И за чем ты следишь? Ладно, не имеет значения. Я не желаю слушать твои дурацкие истории. – Она содрогнулась от гнева, но ей не хватило осознания собственной правоты. В последние дни Кадрах стал вести себя отстраненно, неодобрительно наблюдая за ней со стороны. Это ее раздражало, впрочем, флирт с графом смущал и саму Мириамель. Ей было не просто оправдывать свое неудовольствие, но еще труднее переносить укоризненные взгляды Кадраха, который наблюдал за ней, как за ребенком или непослушным животным. – Почему бы тебе не пойти и не пожаловаться какому-нибудь матросу? – наконец спросила Мириамель. – Посмотрим, как они станут тебя слушать.

Монах сложил руки на груди.

– Так вы не станете меня слушать, леди? – терпеливо заговорил он, не глядя на Мириамель. – Ну, хотя бы в последний раз? Мои советы совсем не так плохи, как вы утверждаете, что вам хорошо известно. Как долго вы намерены слушать медоточивые слова этого… придворного красавца? Вы похожи на маленькую птичку, которую он выпускает из клетки, чтобы поиграть, а потом отправляет обратно за решетку. Ему на вас наплевать.