Глухое рычание было ему ответом, когда псы встали рядом, щелкая зубами друг на друга, а их хвосты в яростном нетерпении метались из стороны в сторону. Инген пришпорил лошадь и обернулся.
– Следуйте за мной! – крикнул он. – Следуйте до самой смерти и крови!
Он быстро пересек поляну, жуткая свора псов бежала за ним безмолвно, белая, как снег.
Завернувшись поплотнее в плащ, Изгримнур сидел на носу маленькой лодки и смотрел, как приземистый Синетрис с сопением гребет веслами. На лице герцога застыло выражение мрачной озабоченности, частично из-за того, что ему ужасно не нравилось общество рыбака, но, главным образом, он ненавидел лодки, в особенности маленькие, вроде той, на которой оказался в западне. Так или иначе, но Синетрис в одном был прав: погода для плавания выдалась совсем не подходящая. Ужасная буря обрушилась на все побережье, неспокойная вода в заливе Фираннос постоянно норовила затопить лодку, и Синетрис не переставая жаловался с того самого момента, как корпус суденышка коснулся воды неделю назад и тридцатью лигами к северу.
Герцогу пришлось признать, что Синетрис оказался умелым лодочником, когда речь зашла о сохранении его собственной жизни. В такую ужасную погоду рыбак из Наббана неплохо управлялся со своим суденышком. Если бы он только перестал жаловаться! Условия, в которых проходило их путешествие, радовали Изгримнура ничуть не больше, чем Синетриса, но будь он проклят в самых черных кругах ада, если он покажет ему свой страх.
– Как далеко до Кванитупула? – прокричал герцог, стараясь, чтобы его голос не заглушил шум ветра и волн.
– Половина дня, господин монах, – крикнул в ответ Синетрис, из покрасневших глаз которого лились слезы. – Мы причалим к берегу, чтобы немного поспать, и тогда к полудню завтрашнего дня…
– Поспать! – взревел Изгримнур. – Ты спятил?! Еще даже не стемнело! К тому же ты снова попытаешься сбежать, и на этот раз я не стану проявлять милосердие. И если ты перестанешь лить слезы и займешься работой, то уже сегодня ночью сможешь поспать в настоящей постели!
– Пожалуйста, святой брат! – Синетрис почти визжал. – Не заставляйте меня грести в темноте! Мы врежемся в скалы. И наши постели будут среди килп!
– Только не надо нести суеверную чушь, – прорычал Изгримнур. – Я хорошо тебе плачу, и я тороплюсь. Если ты слишком устал или у тебя что-то болит, я могу сменить тебя на веслах.
Синетрис, мокрый и замерзший, сумел бросить на него взгляд, полный уязвленной гордости.
– Вы! Из-за вас мы сразу окажемся под водой! Нет, жестокий монах, если Синетрису суждено умереть, он сделает это с веслами в руках, как и подобает лодочнику из Фиранноса. Если Синетриса отрывают от дома и семьи и приносят в жертву прихотям чудовища в монашеском одеянии, если ему суждено расстаться с жизнью… пусть он это сделает, как член Гильдии!
Изгримнур застонал.
– Пусть этот человек, для разнообразия, закроет рот. И продолжай работать.
– Грести, – холодно поправил Синетрис и снова заплакал.
Полночь уже давно миновала, когда появились первые дома на сваях Кванитупула. Синетрис, чьи жалобы наконец превратились в негромкое бормотание, направил лодку в лабиринт многочисленных каналов. Изгримнур, который ненадолго уснул, протер глаза и огляделся по сторонам. Ветхие склады Кванитупула и постоялые дворы покрывал тонкий слой снега.
«Если я сомневался, что мир сошел с ума, – недоуменно подумал Изгримнур, – то вот вам доказательства: риммер в бурю выходит на дырявой лодке в море, а на юге идет снег – посреди лета. Неужели есть еще какие-то сомнения: мир и правда сошел с ума».
Безумие. Он вспомнил ужасную смерть Ликтора и почувствовал, как в животе у него забурлило. Безумие – или что-то другое? Странное совпадение: Прайрат и Бенигарис оба находились в доме Матери Церкви в ту ужасную ночь. Только редкая удача привела Изгримнура к Динивану в нужное время, чтобы он смог услышать последние слова священника и спасти хоть что-то после его смерти.
Он сумел бежать из Санцеллана Эйдонитиса всего за несколько мгновений до того, как Бенигарис, герцог Наббана, приказал страже запереть все двери. Изгримнур не мог допустить, чтобы его схватили, – даже если бы его не узнали сразу, он не смог бы долго сохранять в тайне свое имя. Канун середины лета, в ночь убийства Ликтора, совсем не подходящее время для гостей в Санцеллане.
– Ты знаешь постоялый двор, который называется «Чаша Пелиппы»? – спросил Изгримнур.
– Я никогда о нем не слышал, господин монах, – мрачно ответил Синетрис. – Звучит как не самое приличное заведение, Синетрис в такие не заходит. – Теперь, когда они добрались до сравнительно спокойных каналов, к лодочнику вернулась часть достоинства.
Изгримнур решил, что Синетрис нравился ему больше, когда жаловался.
– Клянусь Деревом, ночью нам его никогда не найти, – сказал Изгримнур. – Отведи меня на постоялый двор, который знаешь. Мне нужно что-то забросить в живот.