Скандал столетия

В самом центре самолетофобии есть такое тихое и пустое место, вроде глаза урагана, в котором ты вдруг обретаешь бесстрастный фатализм. Только он и позволяет летать, не умирая от ужаса. В моих бесчисленных и бессонных ночных перелетах я достигал этого благодатного состояния, когда находил в иллюминаторе маленькую сиротливую звездочку: она одна разделяет одиночество самолетов в полете над океанами. Но напрасно я искал ее во время проклятого рейса над Карибами на том дьявольском двухмоторнике, который подпрыгивал на тучах, как на каменистой дороге, пересекал потоки дождя и ветра, скользил над пропастями, открывавшимися под нами в свете молний, и прокладывал себе путь на ощупь, держась в воздухе только силою дружных ударов наших перепуганных сердец. На рассвете мы вошли в полосу жестоких ливней. Самолет круто лег на крыло и с невыносимым, нескончаемым скрипом, с каким, должно быть, садится на мель парусник, приземлился наконец на запасном аэродроме в Камагуэе, лихорадочно сотрясаясь всем корпусом и утопая в наших слезах. Зато, как только кончился ливень, сразу начался весенний день. Воздух стал прозрачней стекла, и от Камагуэя мы скользили на бреющем полете над зарослями тростника, почти обгоняя их, над мелкими морскими заливами, в которых сновали яркие рыбы, над цветами, которые могут только присниться. Еще до полудня мы приземлились в районе вавилонских башен – жилищ гаванских богатеев, в аэропорту Кампо Колумбия, в свое время переименованном в Сьюдад Либертад. В этой павшей крепости Батисты, где за несколько дней до нашего прилета стоял лагерем Камило Сьенфуэгос со своим крестьянским войском, совершенно ошалевшим от вида города. Наши первые впечатления были скорее комическими. Представители старых кубинских Военно-воздушных сил, которые должны были нас встречать, перешли на сторону революции в самый последний момент и теперь, как выяснилось, стыдливо отсиживались в казармах, дожидаясь, чтобы у них на лицах выросла щетина, достаточная, чтобы им тоже сойти за «барбудос».

Нам, людям, которые прожили последний год в Каракасе, была хорошо знакома лихорадочная, творческая и бесшабашная атмосфера Гаваны начала 1959-го. Было и различие: в Венесуэле революция имела форму городского восстания против деспотической камарильи, поднятого союзом разнородных политических партий и поддержанного широкими армейскими слоями, а на Кубе долгая и трудная крестьянская война сокрушила наемную армию, по сути своей оккупационную. Это глубокое различие, возможно, определившее различное будущее двух этих стран, в тот ясный январский день ощущалось с первого взгляда.

Пытаясь внушить союзникам-гринго уверенность в будущем и в прочности своей власти, Батиста превратил Гавану в подобие футуристического сна. Крестьянские революционные патрули, впервые в жизни получившие обувку, – эти крепко пахнущие гуахиро, с древними ружьями на плечах, в великоватой для них, почти мальчишек, военной форме бродили, как сомнамбулы, среди головокружительных небоскребов и таинственных опасных машин и шалели от женщин-гринго, которые почти нагишом приплывали на пароме из Нового Орлеана, привлеченные волнующим мифом о революционерах-бородaчах. У главного входа в пятизвездочный отель «Гавана Хилтон», открывшийся как раз накануне, стоял белокурый гигант в пугающе яркой маршальской форме, изобретенной специально для него, с плюмажем на фуражке. Объяснялся он на смеси кубинского жаргона и английского сленга Майами, без страха и упрека исполняя незавидную роль цербера. Одного журналиста из нашей делегации, венесуэльского негра, он не пропустил в гостиницу, попросту схватив за грудки и швырнув на тротуар. Кубинским коллегам пришлось объяснять руководству отеля, что проходить в гостиницу имеют право все приглашенные, люди с разных концов Земли, без каких бы то ни было ограничений. В тот же первый наш вечер группа ребят из повстанческой армии, сгорая от жажды, вошла в первый попавшийся бар, а это был бар отеля «Гавана Ривьера». Они всего лишь попросили по стакану воды, но бармен вежливейшим образом выставил их на улицу. Оказавшиеся там члены нашей делегации – что тогда кое-кому показалось позерством – немедля вернули парней и посадили за свой стол. Кубинский журналист Марио Кучилан, узнавший об этом инциденте, позднее говорил нам со стыдом и яростью:

– Истребить подобное под силу лишь истинной революции, и я вам клянусь, что мы ее совершим!

Январь 1977 года, «Ревиста де Каса де лас Америкас», Гавана

Сандинистский переворот. Хроника штурма «Свинарника»