Скандальные наслаждения

Томас вздохнул:

– В любом случае с тех пор прошел не один год. Я никогда не смогу простить Гриффина, но я, разумеется, могу постараться не думать об этом и жить дальше. Как я уже сказал, вам не следует беспокоиться о том, что произошло в моем браке с Энн. Все в прошлом.

На какое-то мгновение он попытался воскресить в памяти, как выглядела Энн в ту страшную ночь. Она истошно кричала, изо всех сил стараясь исторгнуть из себя мертвого ребенка. Тогда он думал, что видения и крики той ночи будут преследовать его в ночных кошмарах всю жизнь. Но сейчас все, что он помнил, это неподвижное, землистое тельце младенца со странно сплющенным лицом. А также мысль о том, что вся эта кровь и крики уже не имеют никакого значения. Ребенок был девочкой.

Крошечной мертвой девочкой.

– Понимаю, – сказала Геро.

Слава богу, впереди уже показались ворота парка. Томас ненавидел подобные мысли, бесполезные и гнетущие, несовместимые с его авторитетом и его местом в этом мире. Маркизу не пристало слушать признания в неверности от умирающей жены. Маркиз не должен видеть мертвое тело своей дочери.

– Вы получили ответы на свои вопросы, и давайте больше не будем говорить об этом, – предложил он.

Геро ничего не сказала, да и зачем ей что-либо говорить? Она уступит его желанию. Ему пришло в голову, что Лавиния продолжала бы с ним спорить. Лучше об этом не думать. Он должен постараться все забыть.

Сегодня парк был переполнен – этому способствовала погода. Томас направил гнедых к цепочке экипажей и всадников, которые двигались по кругу.

– Я видел вчера Уэйкфилда, – сказал он.

– Да? – Голос Геро прозвучал немного холодно, но, возможно, ее отвлекла гуляющая публика.

– Да. Он сообщил мне, что есть вероятность того, что вскоре он поймает титулованного перегонщика джина.

Геро застыла. Многие женщины находят политические разговоры скучными, но Мэндевиллу казалось, что Геро более терпима к таким разговорам. В конце концов, она – сестра одного из самых влиятельных членов парламента. И конечно, ей известно о его политических амбициях.

– Вам известно, кто это? – спросила она.

– Он не сказал. Скорее всего не хочет говорить заранее, пока не будет уверен. Ваш брат – непростой человек. Кстати, вон там я вижу Фергуса. – Томас кивнул лорду Фергусу, который ехал в коляске со своей некрасивой женой и двумя такими же некрасивыми дочками, и вполголоса произнес: – Он из морского министерства. – И натянул поводья, чтобы поравняться с семейством лорда.

А затем для него настал приятный момент, потому что леди Геро грациозно кивнула, здороваясь с леди Фергус и ее дочерьми, восхитилась шляпой леди Фергус, отчего желтоватое лицо дамы порозовело. И вскоре все четыре леди уже оживленно болтали.

– Хорошая партия, Мэндевилл, – заметил Фергус после того, как они обсудили последний лондонский скандал. – Вам повезло.

– Да, очень повезло, – пробормотал Томас.

Нелепые сомнения улетучились. Его невеста – выдержанная и серьезная леди, не подверженная отвратительным театральным сценам, которые ему устраивала Энн.

Фергус еще минут десять порассуждал на разные темы – он любил поучать, – и они распрощались.

Томас подстегнул лошадей.

– Надеюсь, вас не очень утомила беседа с леди Фергус и ее дочерьми.

– Совсем не утомила, – ответила леди Геро. – Они были очень доброжелательны. К тому же я знаю, как важны для вас и вашей карьеры подобные встречи. Я хочу сделать все возможное, чтобы помочь вам.

Томас улыбнулся:

– Я и забыл, что вы столь же благоразумны, как и красивы, миледи. Я действительно счастливый человек.

– Вы мне льстите.

– Разве дамы не любят, когда им льстят?

Геро не ответила, повернула лицо в сторону, и он видел только ее профиль. Он проследил за ее взглядом и… его словно ударили в живот.

Лавиния Тейт ехала в карете впереди них, глядя на того самого Сэмюела, который сопровождал ее в Театре Харта. На ней была стеганая мантилья цвета весенних маков, а ее чертовы ярко-рыжие волосы горели на солнце. Разумеется, ее появление не осталось незамеченным для всех мужчин в Гайд-парке. Если кто-либо ее не заметил, то он либо мертвец, либо глупец.

– Кто она вам? – спокойно спросила Геро.

– Никто, – ответил Томас одеревеневшими губами.

– Однако при этом вы так пристально на нее смотрите, словно она не чужой вам человек.

– Что? – Он отвел глаза от Лавинии и взглянул на свою невесту – слишком бледное лицо, волосы естественного медного оттенка. Она – пастельный рисунок в отличие от Лавинии – портрета, написанного яркими масляными красками. – Она… когда-то мы с ней были знакомы.

– Вы больше с ней не знаетесь? – спросила леди Геро, склонив голову набок.

Осенний воздух прорезал смех Лавинии.

Томасу вдруг захотелось закричать на леди Геро, чтобы с ее лица исчезло это мягкое выражение. Захотелось схватить ее и тряхнуть, чтобы прекратить эти расспросы. А потом… потом он выскочит из кареты и ударит по лицу юного глупого щеголя, который сидит рядом с Лавинией.

Но ничего этого он, разумеется, не сделал. Джентльмены его положения так себя не ведут. Поэтому он дернул вожжи и обогнал карету Лавинии.