Сказ столетнего степняка

А как мерзли в морозную зиму, в заснеженных окопах ! Вот сейчас, сидя у теплой печи, думаю, как мы вообще выдержали все это! Бывало, трясешься от холода, ждешь горячую пищу как мечту всей жизни, а тут как начнется вражеский артобстрел! И без того тошно, а тут еще по тебе бьют снарядами! А попадет снаряд в солдатскую кухню – и прощай, горячий суп, сытная каша! Что поделаешь, терпели!

Когда наступил перелом в той войне, и Советская Армия начала побеждать, мы воспряли духом. Казалось, теперь и смерть бежит от нас. Нет, никуда она не убежала. Она была всегда рядом и брала свое.

Однажды, в период затишья, ко мне в траншею подошел особист-майор. Я внутренне сразу насторожился, но быстро успокоился, ибо он имел обыкновение общаться с солдатами. Почти все с ним разговоривали с легким напрягом и явно недолюбливали. Но никто не смел об этом открыто говорить и все слушались его, поэтому майор считал себя нашим авторитетным надзирателем. Вначале он никого не обвинял в предательстве и шпионаже и никого не арестовывал. Но это продолжалось до поры до времени и, когда сверху пришла команда ужесточить борьбу с замаскированными вражескими шпионами и ненадежными элементами, он крепко взялся за свою работу. Уже несколько солдат и офицеров отправили в штрафбат, а некоторых, по слухам, даже приговорили к расстрелу. Вот такая была мрачная надбавка в этой без того ужасной войне.

И вот этот самый майор ненавязчиво начал разговаривать со мной о том, о сем, предложил папиросу. Покурили, и тут только я заметил его повышенный интерес. Стало как-то не по себе, но на помощь пришла моя степная выдержка. Я коротко, четко отвечал на его вопросы и старался сделать вид, что внимательно его слушаю. А сердце колотилось все быстрее. Боялся больше всего, что особисты пронюхали что-то о Салиме. Тогда нет мне спасения! Я твердо решил не сдаваться, а биться насмерть с ищейками. Благо, боевое оружие – автомат и гранаты были рядом.

Но майор спокойно предложил прогуляться. Пришлось беспрекословно подчиниться ему. Только хотел взять автомат, но он жестом показал – оставь!

Мы отошли подальше от линии фронта. Остановились возле разбитого грузовика, и тут майор взялся за меня всерьез. В его голосе появились металлические нотки.

Оказывается, ему донесли, что я в разговоре с однополчанами высказал мысль о бессмысленности войны. Как-то не выдержал и высказал все, что думаю о этом.

– Как могут люди убивать людей и в таком количестве?! – спрашивал я после особенно жестокого боя, переживая за погибших боевых товарищей.

– Че ты несешь? По-твоему, немцы тоже люди? – возражали мне.

– А кто же они? – не унимался я.

– Они нелюди! Они фашисты! И наше правое дело – уничтожать их как можно больше! – втолковывали мне.

– Мы так думаем! Они тоже так думают! И что же, удел человечества – беспощадно уничтожать друг друга!? – я никак не мог понять такой жестокости.

– Да прекрати этот вздор! Наверное, ты не тронулся умом при взрыве!

Сослуживцы так пытались заткнуть мне рот, что пришлось замолкнуть. Но в голову все равно лезли всякие мысли.

Вот Сталин сидит в Кремле и вершит судьбу человечества. Гитлер в рейхстаге, в своем бункере мечет гром и молнии. Черчилль, укутавшись сизым дымом своей сигары, выдувает ежедневно несколько бутылок выдержанного дорогого коньяка и строит хитроумные планы в пользу Англии. За океаном Франклин Рузвельт вынашивает мысль о мировом господстве. А Асанбай Бектемиров, сын простолюдина Аманжола, жмется на дне сырого окопа, прячась от града пуль немецких автоматчиков, и улучив момент, уничтожает их по одному из простой армейской винтовки. Так во имя чего, ради кого стреляем мы друг в друга, простые люди-солдаты советской и немецкой армии?!

Пока я мучился и сомневался, кто-то все-таки донес. Майор начал анализировать мои слова, и слово за слово нашел в них призыв побрататься с немцами.

– Вы ведете разговоры якобы о гуманизме, а на самом деле пытаетесь разлагать советских солдат идейно, расшатать их веру в нашу правоту! Это равноценно подрывной, провокационной идеологической работе!

– Нет! – вскрикнул я не то от страха, не то от несправедливого обвинения. – Я никогда не сомневался в правоте нашей войны! Знаю, что фашисты напали на нашу страну, вторглись на наши территории, что они захватчики! И воевать против них, защищать свою родину – долг и святое дело каждого гражданина Советского Союза!

– Не знаю, не знаю! – усмехнулся особист. – Вот такие слова надо говорить в окопах, а не хныкать! Ну, посмотрим, что скажут там!

Он многозначительно показал пальцем в небо. Выдержал паузу, сверля меня ледяным взглядом, и продолжил.