Сказ столетнего степняка

Помню, как мы с директором школы Оспановым и двумя учительницами казахского языка навещали каждый дом, где были дети, собирающиеся в первый класс. Хозяева встречали радушно, по обычаям гостеприимства. Но когда начали объяснять цель нашего визита, они менялись на глазах, их лица становились каменными. Помню, были и душевные беседы с молодыми родителями, и прения, и скандалы. Воспитанные советской школой, обученные на русском языке, обрусевшие молодые папаши и мамаши и слушать не хотели нас. Директор Оспанов, честный коммунист и патриот своего народа, был человеком эмоциональным, и даже на партийно-советских собраниях не очень-то скрывал свою обеспокоенность судьбой родного языка. Он говорил с родителями откровенно, пробуждая в них национальные чувства, и просил, даже требовал, чтобы те отдали своего ребенка в казахскую школу. «Будущее родного языка под угрозой! Ну, будьте людьми, пожертвуйте одного ребенка ради своей нации!» Да, дошли даже до таких разговоров! Но не тут-то было! Одна молодая мамаша заявила нам прямо в лицо: «У казахского языка нет будущего! Скоро все будет только на русском! И не хочу калечить своего ребенка, забивая его голову никому не нужными вещами! Учить своего ребенка где хочу – мое право!» Такой цинизм был похлеще фашистских издевательств в плену и злобных взглядов зеков в Сусумане. Оспанов покраснел от ярости, но сдержался, понимая, что дальнейшая ссора окончательно испортить все. Учительницы тихо вытерли крупные капли слез. Мы молча покинули этот дом, осознавая, что обрусевшие молодые родители – жертвы и плоды колониальной политики империи теперь начали выполнять ту программу, которая была заложена в них – рубить корни своего народа! На нас давило чувство обреченности.

Но шли до конца, и в двух домах нам улыбнулась удача. После нашего серьезного разговора и горячего уговора Оспанова, молодые родители, сами выпускники школы Абая, твердо решили привести своих малышей в нашу школу.

И так, всеми правдами и неправдами, мы набрали шестерых, а седьмого никак не могли найти. И опять случайность помогла мне найти решение. Помню, сидел я перед своим бараком и напряженно думал об этой проблеме. Вдруг кто-то здоровается со мной по-казахски. Смотрю, мальчонок Герольд, семилетний младший сын соседа Лейке. Он пришел играть с моим правнуком. И меня осенило – а почему вот его, Герольда, свободно разговаривающего на нашем языке, не привлечь в нашу школу?! Я разговорился с ним, он так прекрасно отвечает, что просто любо-дорого слушать. Спрашиваю, не хочет ли он учиться в казахской школе? Он неожиданно обрадовался такому предложению и охотно согласился. Оказывается, он подрался с несколькими русскоязычными мальчишками, будущими одноклассниками, во время игры в футбол, и теперь ему не очень хотелось учиться с ними в одном классе. А мой правнук, который тоже собирается в первый класс, заступился за него. Они с рождения жили рядом и росли вместе. Такой казахско-немецкий союз был мне на руку, и теперь оставалось только уговорить Лейке и Зою.

Я поговорил с ними. Мой куда – сват Лейке, помнивший доброту казахов в тяжелые для немцев время, глубоко задумался. Ответ дал назавтра. Ну, просто молодцом оказался этот работяга немец Лион Вильверт! Когда он понял, что единственная казахская средняя школа, носящая имя великого поэта Абая, может закрыться навсегда, вскипел от негодования и по-черному ругал и советскую власть, доведшую до этого, и казахов, чурающихся своего родного языка. И в самый критический момент Лион со своей женой, белоруской Зоей, которая свободно, но с акцентом говорила по-казахски, привели младшего сынишку, своего позднего ребенка Герольда в первый класс казахской школы! Так, без громких слов, мы поняли, что они решили помочь казахам в критической ситуации.

– Гете поддерживает Абая! – воскликнул я, вспомнив далекий тридцать седьмой год.

Герольд стал настоящим героем среди казахов. Он учился хорошо, говорил свободно, сочно по-казахски, знал наизусть много стихов и декламировал мастерски. Среди школьников Герольд всегда блистал знанием казахского языка и литературы, и все прозвали его бильгир – знаток. Даже седые учителя баловали его, обращаясь уважительно – Гереке! Герольд бильгир – знаток закончил школу уже в новое время и стал известным казахстаноязычным телеведущим независимого Казахстана.

…В середине восьмидесятых годов объявили Перестройку, а потом вышло постановление ЦК партии о борьбе с пьянством. С полок магазинов начали исчезать привычные для глаз приятные бутылочки. Зато стала процветать подпольное производство и торговля подделками, прозванных в народе самопалом. Трудно было достать хорошую водку для дорогих гостей, да и для себя. Казалось, мы были в тупике. Но выход нашел Николай Третий.

– Как пили, так и будем пить! – отрезал он. – Только по уму будем делать это!