Сказ столетнего степняка

И высказал многое соседям. Не скрывал, что солидарен с декабристами, что методы подавления молодежи советских политиков и силовиков граничат с жестокостью кровавых диктаторов.

– Так и надо! Так надо поступать со всеми, кто против нас! – возразил Николай. – Это политика, а не балет на льду!

– Тогда это антинародная политика! Шовинизм с элементами деспотизма! – взорвался я. – Как можно молодежь своей страны вот так запросто избивать, изгонять, растаптывать!?

– А нечего было высовываться! – не унимался сосед. – Вот скажите, зачем, ради чего надо было бунтовать, будоражить всю страну?!

– Ты лучше подумай, зачем, ради чего надо было доводить до этого?! – парировал я. – Неспроста все это! Значит, накопилось немало проблем в национальной политике! И придется все это исправить, ответить когда-то!

– Перед кем? – возмутился Николай.

– Перед историей… Перед богом… Перед памятью… Перед совестью человеческой, в конце концов !

Разошедшись, я начал рассказывать добрым соседям об исторических преступлениях в степи. Они молча слушали, но когда речь пошла о голодоморе, Николай не выдержал и прервал меня.

– Да, ну!.. Если произошла бы такая грандиозная катастрофа, то мы непременно услышали бы об этом! Раз до нас не дошло никаких слухов, значит, не очень-то громкое дело было!

Такая логика выбьет из колеи кого угодно, но я удержался и продолжил свой рассказ об увиденном и пережитом в голодный год. Николай покачал головой.

– Тогда почему мы об этом не знаем? Раз мы не знаем об этом, значит, этого не было!

– Вот те на! – не выдержав, возмутился я. – Логика гребаная! Выходит, если ты не знаешь чего-то, значит, этого нет? Если ты о чем-то не слыхал, значит, этого не было, да?

– Да! Тогда этого и в помине не было! А теперь вот заявляется! Нет, я этому не верю! – сказал он твердо.

– Да просто все это было закрыто, запрещено властями! А в действительности это факт! Причем, исторический! И документально подтвержденный, между прочим! Весь народ знает и шепотом говорит об этом!

– А я не верю этому! И точка! – невозмутимо произнес Николай, обливаясь холодной водой!

Вот попробуй пробить, изменить такое железное убеждение. Мое спокойствие и терпимость претерпели и такие испытания.

Оказывается, он ничего не знал о голоде тридцать второго! Он вообще об этом не слыхал! Николай также ничего не знал о многих злодеяниях царских, а затем советских властей в отношении казахского народа! И Лейке не знал!

Мне пришлось драть глотку, рассказывая о национальных трагедиях казахов, произошедших в бескрайней степи. Они слушать-то слушали, но с каким-то недоверием. Объясняя им, русскому и немцу, пережитое нами, казахами, вдруг я понял, что все это для них так не важно. То, что больно, очевидно для нас, для них казалось какими-то внеисторическими, сомнительными легендами. Как будто что-то полоснуло по сознанию, и я понял простую, но жестокую истину: трагедия одного народа – в лучшем случае просто исторический факт для других народов! Страдания одной страны – статистика для других!

– Зачем вы все это ворочаете? К чему клоните? Мне совсем не нравится такой разговор! – наконец не выдержав, резко сказал Николай.

– А хочу высказаться! Чтобы все знали правду и имели мужество прямо смотреть на нее! – ответил я спокойно и твердо. – Затаенная обида приводит к озлоблению, вранье – к недоверию! Надо высказать всю правду о событиях в истории и сделать выводы, идти вперед и жить дальше! История вражды должна учить нас дружбе! История войны должна учить миру! Пора положить конец разным кривотолкам и спекуляциям по казахско-русско-немецкой войне!

– Ну, ладно… Но все это ведь в прошлом… А сейчас-то тишь да благодать! – вымолвил Николай.

– Какая тишь, какая благодать! – воскликнул я в сердцах. – Ты что, не слыхал о ядерных испытаниях на Семипалатинском полигоне?

– А что? Военная необходимость! Для самообороны бомба нужна!

– Оборона, говоришь… Но где, какое государство, какая власть подвергает свой народ такому ядерному испытанию, обрекая на мучительную смерть и страшные болезни?! Вот столько десятилетий взрывали Святую землю, и на тебе, многострадальный народ ответил взрывом души!

Лейке угрюмо молчал. В то время эта тема была запретной. Николай почесал в затылке, покачал головой и грустно произнес.

– Вот я тоже думаю… это ужасно! Бомба-то… атомная… ядерная… не выбирает национальностей. Она – общая беда !

– Да никто нигде не спрячется от нее! – поддержал Лейке. – Само ядерное испытание в степи – преступление!

Нам всем стало страшно, и, как всегда, в трудную минуту пришла на выручку верная обманка – водочка. Затем попарились, хлестая друг друга веником и вымещая таким образом всю бессильную злобу и обиду.

И тут вспомнилась мне история, связанная с баней, которую тут же рассказал соседям.