Наконец нога ее наткнулась на холодную рукоять меча, оставленного Тиодольфом в траве. Нагнувшись, Вудсан подняла оружие и положила клинок поперек их колен. Поглядев на Ратный Плуг, Вудсан улыбнулась, заметив, что рукоять меча еще не перевязана тесьмой мира. Посему она извлекла клинок из ножен и взметнула вверх. И он блеснул – белый и страшный в лучах рассвета, ибо за разговором прошла вся ночь и низкая луна сделалась блеклой и бледной. Склонившись, она коснулась щекой лица Тиодольфа; забрав меч из руки Вудсан, он пристроил его к себе на колени и сказал, опустив на клинок правую руку:
Вудсан молчала, и оба они поднялись и направились рука об руку вниз по долине. Обнаженный меч так и остался на плече Тиодольфа. Наконец достигли они тисовой рощи, что замыкала долину, и пробыли там, пока не взошло солнце, а, расставаясь, сказали друг другу много слов, полных любви. После чего Вудсан отправилась своим путем.
Тиодольф же сперва опустил Ратный Плуг в ножны, обвязав оружие тесемками. После этого он поднял с травы оставленную Вудсан кольчугу и надел ее – как надевают повседневную одежду. Препоясавшись мечом, он поднялся по гребню, за которым заночевали Готы, уже начинавшие пошевеливаться с рассветом.
Глава XVIII
В Бург на Колесах пришли вести
Теперь пора рассказать о том, что Оттер и остававшиеся с ним в Бурге на Колесах узнали о поражении Римлян у Гребня, и о том, что Эгиль оставил их, направившись к Обители Волка. Как и следовало ожидать, все радовались и мечтали обрушить на врага следующий удар, и в таком настроении дожидались новых вестей.
Уже сказано было о том, что Оттер прислал Бэрингов и Вормингов на помощь Тиодольфу и его роду; многочисленными были оба этих племени, и когда ушли они, с Оттером осталась горстка людей – свободных и трэлов – едва насчитывавшая три сотни. Много было среди них лучников, добрых воинов, если сражаться предстояло из-за стены или тына, но едва ли способных к стычке в открытом поле. Однако в Бурге на колесах решили тогда, что Тиодольф со своей ратью скоро вернется к ним; в худшем случае мог он остаться в поле, преграждая Римлянам путь к Марке. Опасались в лагере лишь одного: того, что Римляне отступят от Марки прежде, чем родовичи сойдутся с ними на поле брани, ибо – как уже сказано – все рвались в бой.
И вот по вечернему холодку перед самым закатом через два дня после битвы на Гребне, когда ратники – вместе свободные и трэлы – упражнялись в метании копья и камня, в беге и скачках на равнине за пределами Бурга, трое юношей – двое Лансингов и Шилдинг, а с ними седой рослый трэл из того же рода – соревновались, посылая стрелы в круглую тростниковую мишень, повешенную на шесте, который вкопал старый трэл. Вокруг царили мир, покой и радость, ибо прекрасным и тихим выдался вечер, и Готы опасались Римского войска не более чем Богов, обитавших в своем далеком чертоге. Стрелки оказались меткими, и обитатели Бурга стремились убедиться в этом; многие из них уже пресытились играми и надеялись отдохнуть, посмотрев на новое развлечение. Словом, лучников обступили с трех сторон; сидя на траве, зрители передавали друг другу полные меда рога, ибо и в питиях и яствах они не испытывали недостатка, поскольку соседствовавшие с Бургом роды навезли туда всякой провизии. Явились и женщины, и их было немало среди кметей.