Сказание о Доме Вольфингов

По пути попадались им жилища родовичей; впрочем, если не считать Голтингов-Глиничей, весей по восточную сторону реки между Кровом Бэрингов и лесной дорогой было немного: здесь чащи подходили к самой реке, прижимая луговины к воде. Посему Голтинги были великими следопытами и охотниками на лесную дичь. Вместе с Геддингами-Щучичами, Ирингами и Визингами-Ивичами, они добывали свое пропитание отчасти в Чернаве (как делали и Лаксинги-Лососевичи, обитатели Нидермарки), ибо в реке хватало и заводей и водоворотов, и прогретых солнцем отмелей, где мечет икру форель; изобиловала она и островками от которых вниз по течению отходили каменистые мелководья.

Теперь, когда всадники Готов приблизились к жилищам Ивичей, можно было видеть как люди – в основном женщины – сгоняют скот к острогам, а на расположенных рядом холмах женщины собирались целыми стайками, и все смотрели на знак погибели, повисший в небе над чистой равниной. Завидев же войско, они принимались размахивать руками и всем, что было в них, а ветерок доносил до ушей ратников пронзительные звуки – ведь среди женщин могли затесаться лишь мальчишки. Однако же на всхолмии у реки собрались парни, а с ними несколько трэлов; были меж ними несколько вооруженных ратников и верховые, которые, завидев войско, поехали ему навстречу, а приблизившись, вскричали от радости, приметив своих родичей, ибо воины этого рода также ехали с войском. И ратников этих было трое стариков и один ветхий старец с удивительно длинными седыми волосами, с ними четверо рослых парней зим пятнадцати отроду, и еще четверо крепких кметей из трэлов с луками и небольшими щитами. Эти ехали позади юношей. Небольшой отряд присоединился к своим.

Бряцая оружием, продвигалась вперед рать, подымая к небу облако сухой торфяной пыли, гром конских копыт сотрясал землю; тут сердце долговласого старца вострепетало, вспомнились ему юные дни, когда ноздри его ощущали запах конского пота, к которому примешивались и благие испарения тел воинов, колено к колену скакавших по полю. Посему, возвысив голос, запел он:

Едет войско, и горит
У плеча соседа щит.
Песенку мурлычет меч,
Вспоминая радость сеч,
Стрелам объясняет лук
Славу боевых разлук.

Скоро возвыситься голосу их в грохоте битвы
В звоне и грохоте, в лязге и в крике молитвы.
И мужу тогда суждено позабыть о златой рукояти,
Рукам – биться, а ртам не ведать печати.
Когда на брани влившись в ратное море,
Взмахнет железом наша сотня врагу на горе.

На полях сегодня жгут
Девы свой вчерашний труд.
Дымен Бэрингов чертог,
В пламени его порог.
Багряница над стеной,
У соседей злой разбой.

Там, где в прежние дни разливались медовые реки,
Там, где легли наши тропы – их не забыть вовеки,
Там, где ждала любимая, где утром, грозен и строг,
Будил нас похода нового ярый и гневный рог.
Ныне кольцом железным стоит неведомый враг,
Что мечет детей на копья, а старцев кидает в овраг.

Так скорей, скорее в бой!
Ты неси меня, гнедой!
Если ж дня погаснет свет,
Будет и другой совет:
Мудрость стариковских уст,
И не будет дом наш пуст.

А теперь косари на поля – рубите, косите.
Жизнь вы заслужите – если опять победите.
Пели мы прежде над серпом и косою,
Коростелей пугали, что путались под ногою.
Пой же теперь над сталью, мечом отягченной дланью.
Отмщенье яви края, отданного закланью.

Так пел старец, и великий крик поднялся среди окружавших его родовичей, и пронесся сей крик над всей ратью, хотя многие и не знали, почему кричат. Тогда воинство убыстрило шаг, спеша по гладкой равнине.