Сказание о граде Ново-Китеже

Птуха шагнул было заступить ему дорогу, но не успел. Пирожница взмахнула лотком и трахнула им рыжебородого по голове. Пироги брызнули во все стороны воробьями. Толпа захохотала:

— Налетай, спасены души, на пироги! С горохом, с репой, с зайчатиной!

Рыжий плюнул остервенело и пошел прочь.

— Серьезная женщина! — засмеялся капитан.

— Грандиозная дама! — восхищенно согласился Птуха. — Красавица, теперь, когда у вас на загривке шерсть опустилась, скажите, кто тот рыжий жлоб с мордой в собачьем меху?

— Патрикей Душан, вьюн да шептун, главный подглядчик и доносчик детинский. А мордастые парни, что в суконных кафтанах, тоже из его шайки. Тоже посадничьи псы!

— Агентура, значит? Запомним! А какие ваши анкетные данные будут? Имя, отчество, фамилия, девица, замужняя, вдовая?

— Дарёнка я. Вдова. На толчке в обжорном ряду пирогами торгую.

— Боже ж мой, и вдова и пирожница! Очень приятно! Тогда будем знакомы. Разрешите представиться. — Мичман лихо козырнул, не сгибая ладони и высоко подняв локоть. — Мичман Птуха, славного Тихоокеанского флота! А где вас, Дарёночка, искать, если нужда будет?

— Ишь какой скорый! Вы, мирские, все такие? — оправляя холщовый сарафан, улыбнулась Дарёнка и стрельнула глазами в мичмана.

У Птухи ёкнуло сердце. Ох и глаза же у пирожницы, черненькие, кругленькие, как у соболюшки, а ласковые и развеселые!..

— Имею вам сказать пару слов, — нагнувшись к Дарёнке, тихо сказал мичман.

— Обожди, мирской. Никак, соль везут. Неужто у мужиков духу не хватит на дуван соляной обоз пустить?

Она указала на большой обоз, втягивавшийся в улицу. Запаренные, исходившие кислым паром лошади с трудом тащили по грязи тяжелые возы, укрытые рогожами и увязанные волосяными веревками. По обе стороны обоза ехали конные стрельцы. Капитана удивили глаза людей, смотревших на проезжающие возы. В глазах этих блестела голодная жадность и нестерпимое желание: броситься на возы, развалить, растащить их.

— Словно на золото смотрят, — сказал он вслух. А Птуха быстро выдвинулся к возу, приподнял рогожу, потер ладонью туго набитый мешок, лизнул ладонь и громко удивился:

— Соль, чтоб я так жил! А охраняют, как золото,

— Соль-то, она дороже золота. Без соли и хлебушек не сладок. А мы вот без соли живем, — сказал невесело стоявший невдалеке мужичишка, встрепанный, и сердитый.

— В дырявой рубахе, в коротких мохрастых портках был он похож на пастуха, только что вырвавшегося из драки после хорошей встрепки. И зипун его из дерюги был так перекошен в вороте, будто и за ворот его таскали и трепали без милости. Бороденку словно ветром в сторону отнесло. Но лицо было смелое, задиристое, готовое к новой драке.

— А почему же вы без соли живете? — спросил капитан.

— Видал, кака стража вокруг соли? Глядеть гляди, да кругом обходи! С дрекольем бы навалиться, отбили бы сольцу-матушку!

— Ты чо, Псой, мак ел? Совсем ополоумел! Никогда мы за дреколье не возьмемся, Мы по писанию живем, смирно живем, — покорно сказал стоявший рядом с Псоем мужичок, тоже растерханный, похожий на растеребленный стожок сена, но с лицом робким и кротким, с глазками лучистыми, добрыми и, печальными.:

— Чистый Чарли Чаплин, — сказал мичман, глядя на робкого мужичка. — Только ребра, как у цыганской лошади, тарчат. Ты почему, браток, смотришь грустно?

— Загрустишь! — задиристо ответил за робкого Псой. — Веселья не много, коли дёсны без соли гниют. Соль всю верховники под себя погребли. А мы. не солоно хлебаем!

— Интересуюсь знать, что за звери эти верховники? — спросил, Птуха.

— Люди владущие, сильные! — Псой, вытянул руку, в ту сторону, где над избенками города высились на холме стены и башни Детинца. — Живут на холме, наверху, потому и зовутся верхними людьми. Они в Детинце на полную душу живут, а у нас видишь как? — указал он на покосившиеся избы. — Все валится да гнется, скоро и затвориться нечем будет.

— А почему? Душа ни к чему не лежит, вот почему, — безнадежно проговорил робкий мужичок.

— Что там блестит на солнце? — спросил капитан, глядя на Детинец.

— Терем златоверхий. Золотая голубятня! — ответил угрюмо Псой. — Только в ней не голуби, а коршуны живут. Старица и посадник. Теребят нас, посадчину, как коршун курчонка; Не принесешь в Детинец белое железо, и соли тебе нет.

— Какое белое железо? — удивился Ратных. — Где бы его добываете?

— Сказал бы, да не ведено про белое железо говорить, — покосился Псой на конвойных стрельцов. — Ничего, поживешь — узнаешь, может, сам косточки сложишь на Ободранном Ложке, — со зловещим намеком проговорил Псой.

— Мне просто смешно! — сердито сказал Птуха. — Кошмар, до чего вы скучно живете. Хуже некуда! Даже без соли кушаете.

— А чо делать? — по-петушиному покосился на него Псой.

— Научу. Слушайте в оба уха! Вы что, не можете показать этому Детинцу, где раки зимуют? Пыль с них сдуть? Поворот все вдруг, и от Детинца только дырка останется.

Кто-то, прячась в толпе, сказал с тоской.

— Так, може, на миру, на Руси, у вас бывает, а у нас…

— А что у вас? Ну, чего замолчал?